Всадник без головы

Несмотря на все эти перемещения, большая бутыль с виски по-прежнему стоит в углу на своем обычном месте. Фелим видит ее чаще, чем любой другой предмет в комнате, потому что, куда бы он ни смотрел, его взор возвращается к соблазнительному сосуду в ивовой плетенке.

— А, мое сокровище, вот ты где! — произносит он, вероятно в двадцатый раз посматривая на бутыль. — Ведь в твоем прекрасном животике больше двух кварт, а тебе небось от этого никакого проку нет. Вот если бы хоть десятая часть попала в мой желудок, это было бы не вредно для пищеварения! Не так ли, Тара? Как ты думаешь, старый мой песик?

Услыхав свое имя, собака подняла голову и вопросительно посмотрела кругом, как бы спрашивая, чего от нее хотят.

Поняв, что слуга разговаривает сам с собой, она снова улеглась.

— Можешь не отвечать, старина! Я и сам это знаю. Ей-ей, хорошо бы пропустить стаканчик! Но я не смею и капли выпить после того, что мне сказал хозяин. Ну и намучился же я сегодня с этими сборами — прямо язык прилип к гортани, как будто я пытался проглотить липкий пластырь! Какая досада, что мистер Морис взял с меня слово не трогать бутыли! И кому она теперь нужна? Он же сам сказал, что, когда вернется из поселка, пробудет здесь только одну ночь. Небось двух кварт он за один вечер не выпьет! Разве только старый греховодник Стумп с ним приедет… Черт бы побрал этого пьяницу! Он вылакает и больше! Одно утешение: слава Богу, наконец-то мы вернемся в наш старый Баллибаллах! Вот уж когда напьюсь я настоящего ирландского виски, а не этой американской чепухи! Гип-гип, ypa! Только подумаешь, и то уже сердце радуется! Гип-гип, ура!

Подбрасывая свою войлочную шляпу под потолок, размечтавшийся ирландец еще несколько раз прокричал «ура». Потом, немного успокоившись, он некоторое время просидел в молчании, как бы мысленно перебирая те удовольствия, которые ждут его в Баллибаллахе.

Но скоро его мысли вернулись в хижину и снова обратились к бутыли в углу. На этот раз он смотрел на нее с еще большей жадностью.

— Сокровище ты мое! — сказал Фелим, обращаясь к бутыли. — Уж очень ты хороша собой! Ведь ты же не выдашь меня, если я тебя разок поцелую? Только один поцелуй? Что же в этом плохого? Даже хозяин ничего не скажет, если вспомнит, как мне пришлось повозиться. Сколько пыли я наглотался! А потом, он и не рассчитывает, конечно, что я сдержу свое слово на этот раз, — ведь мы же уезжаем. А как не промочить горло на дорогу? Без этого нельзя — пути не будет. Я так и скажу хозяину — авось он не рассердится. Да вот еще что: ведь он опоздал уже на целых десять часов. Скажу, что выпил лишь капельку, потому что очень о нем беспокоился. Наверняка он ничего не скажет. Я только понюхаю немного, а уж там — как судьбе угодно будет… Лежи, Тара, я никуда не ухожу.

Собака поднялась, видя, что Фелим направился к двери.

Но Тара не поняла намерений Фелима. Он вышел лишь посмотреть, не видно ли хозяина на тропе, которая ведет к хижине, и не помешает ли он ему осуществить задуманное.

Убедившись, что никого нет, Фелим прошмыгнул в угол, открыл бутыль, поднес ее к губам и выпил далеко не «капельку».

Поставив бутыль на место, ирландец снова сел на табурет.

Довольно долго он просидел молча; потом снова заговорил сам с собой, то и дело обращаясь с вопросами к Таре и к бутыли в ивовой плетенке.

— Не могу понять, почему так долго нет хозяина! Сказал, что вернется к восьми утра, а теперь шесть вечера, если только техасское солнце не врет. Небось его что-то задержало… Как ты думаешь, Тара?

На этот раз Тара утвердительно фыркнула — ей в нос попал пепел.

— Святой Патрик! Не случилось ли чего? Что же будет с нами, Тара? Ах ты, старый мой пес! Тогда нам с тобой долгонько не видать Баллибаллаха. Разве только если продать хозяйские вещи? Кубок из чистого серебра — он один оплатит нам дорогу. Черт побери, вот что мне пришло в голову: ведь я никогда еще не пил из этой красивой посудины! Наверняка выпивка вкуснее покажется. Надо попробовать — сейчас как раз удачное время.

Говоря это, он достал кубок из чемодана, еще раз открыл бутыль и налил полстакана виски.

Выпив все залпом, Фелим почмокал губами, словно определяя качество напитка.

— Черт его знает, вкуснее ли так, — сказал он, все еще держа в одной руке кубок, а в другой бутыль. — Пожалуй, что из самой бутыли вкуснее, если только мне память не изменяет. Надо попробовать из той и из другой посудины зараз, а тогда только и можно сказать, из какой вкуснее.

Ирландец поднес бутыль к губам и после нескольких глотков поставил ее на место.

Потом он снова задумчиво почмокал, как настоящий знаток.

— А ведь я опять ошибся, — сказал он, покачав головой. — Совсем не верно. Из серебра-таки вкуснее. Или это мне почудилось? Надо проверить: придется еще раз выпить чуточку из кубка, — ведь я пил дважды из бутыли и только один раз из серебряной посудины. Справедливость дороже всего — так уж повелось на белом свете. И почему я должен обращаться хуже с этой чудесной кружечкой, чем с большой бутылью в плетенке? Так не годится, черт побери!