Ох, как же мало нам, оказывается, о вас известно! И как часто мы пытаемся делить то, что, как правильно говорил Рэн, в принципе неделимо. Дракон и Всадник, разум и сердце, две части единого целого, не способные прожить друг без друга! Проклятие Творца – те самые половинки души, которые, лишь обретя друг друга, способны стать по-настоящему цельными.
Сейчас я лучше понимала Рэна и то, почему он так долго скрывал от меня и другую истину: обращенный к дракону зов – это крик души, насущная потребность, которой невозможно научиться. Без нее скорлупу не пробить. Без нее дракон не проснется. Ведь единственный ключ к спящему разуму – это искренность. А искренность, к сожалению, мимолетна.
Именно поэтому цена ошибки столь велика: призвать своего дракона нам дозволено лишь однажды. И если дракон уловит в призыве хоть малейшую фальшь, второго шанса уже не будет. По крайней мере, в этом воплощении.
В какой-то момент, качаясь на волнах наших общих мыслей и неторопливо пересматривая кристаллики чужих воспоминаний, я заметила, как посреди величественной и молчаливой Вечности одна за другой стали вспыхивать разноцветные звезды. Далекие, притягательные, неимоверно прекрасные. Тысячи, десятки и сотни тысяч волшебных огней. Уснувшие души. Чистейшие кристаллы разума. Безмятежные. Надежно укрытые от любопытных глаз. Они терпеливо ждали своих половинок и даже во сне чутко прислушивались, не раздастся ли где настойчивый зов.
Чуть дальше мне открылись и другие, намного более яркие звезды уже разбуженных сородичей. Удивленно прислушавшись, я ощутила и их молчаливое присутствие. Почувствовала пришедшую издалека волну сдержанного одобрения и, поколебавшись, отправила обратно такое же молчаливое приветствие. Всем ста двадцати своим новообретенным братьям и двенадцати юным сестричкам, успевшим обжиться в Веере чуть раньше меня.
Исса успокаивающе рыкнула, когда я огорчилась, что возродившихся драконов так мало.
«Всему свое время, сестра».
И я понимающе кивнула, поскольку знала: каждого уснувшего когда-нибудь призовет его половинка. Каждому из них будет дарован шанс. Как мне и Иссе. Как Роксе и Лане. Как Росу и Эйлу… В тот точно отмеренный срок, который назначил Творец.
«В действительности форма – не главное, – неожиданно призналась сестра, медленно поводя огромными крыльями. – Мне доступно любое тело, и ты могла создать иную матрицу, которую я бы охотно приняла».
Я забеспокоилась, но Исса лишь покачала увенчанной короной головой.
«Не переживай. Эта форма неплохо отражает суть».
Я бросила на массивную фигуру драконицы еще один внимательный взгляд и не могла не признать, что и в этом сестра права. Драконы для нас – воплощение силы. Бессмертные, мудрые, могущественные. И в отношении Иссы все три определения тоже верны, ведь чистый разум действительно способен существовать вечно. И он действительно силен, поскольку не знает ограничений.
«Бессмертны лишь спящие, – снова ответила драконица на мой невысказанный вопрос. – Такие, как я, более уязвимы и менее совершенны».
«Зато вы чувствуете и снова живете, – пробормотала я. – И меня это более чем устраивает».
«Идем, – тихонько шепнула драконица, испытующе заглядывая в мои глаза. – У нас еще остались неоконченные дела. Ты ведь хотела вернуть свое Пламя?»
У меня в груди что-то екнуло.
«А разве это возможно?!»
«Для нас теперь все возможно, сестра, – тихо рассмеялась Исса. – Ты рискнешь мне довериться полностью?»
Открыв глаза, я не сразу поняла, что именно стало не так. Тело вроде мое, но что-то в нем изменилось. Мысли тоже принадлежали мне, но теперь я стала рассуждать иначе. Я стала другой. Больше, лучше, совершеннее. На смену былой неуклюжести пришло непривычное ощущение гибкости и силы. Пропала необходимость в магии – она не нужна тому, кто способен повелевать стихиями. Заметно обострились чувства. И совершенно перестали беспокоить досадные мелочи, которые раньше не давали покоя.
Откуда-то появилось четкое понимание своих потребностей и глубинные, незаметно пришедшие знания о том, как их достичь. Я стала гораздо увереннее, мудрее, спокойнее. Я знала о себе абсолютно все. Бесстрастно оценивала совершенные в прошлом ошибки. И чувствовала себя так, словно родилась заново.
Вечно неспокойные мысли теперь текли невозмутимым, упорядоченным, размеренно-ровным потоком, в котором лишь изредка встречались едва заметные завихрения. Потоку этому не видно конца. Ни дна, ни островка, ни берега. Чистейшая вода – словно музыка, в которой, если прислушаться, легко различить бесчисленное множество прозрачных слоев. Но если раньше я могла сосредоточиться лишь на одном из них, при этом переставая замечать другие, то сейчас они стали доступны мне все.