Всадник Мёртвой Луны 005 ("Встреч неведомой будущности") (СИ)

Подойдя поближе, и присветив факелом, он с изумлением обнаружил, что проход в башню был наглухо завален и запечатан огромными обломками камней, очевидно взятыми из разрушенных стен. Присмотревшись, он убедился, что обломки не просто так были беспорядочно свалены внутрь как попало, но что их туда аккуратно укладывали, скрепляя меж собою известковым раствором. Тяжеленные, двустворчатые бронзовые двери входа были сорваны с петель, и аккуратно уложены рядом, у стены.

Видимо, построенная с тем же, ныне утраченным мастерством, как и стены города там, по другу сторону хребта, башня оказалась попросту не по зубам разрушителям крепости. Совладав лишь со внешними стенами, они решили попросту сделать её максимально непригодной для использования, и заложили проход туда камнем. Возможно даже - и на всю глубину первого этажа. Башню всё ещё можно было вернуть к первоначальному виду, но это потребовало бы громадных усилий, что, с очевидностью, лишало всякой возможности занять её внезапных наскоком. Судя по основательности подхода, тут явно потрудились отщепенцы. Но, во сяком случае, из увиденного следовал тот очевидный вывод, что они вовсе не собирались, в обозримом времени, укореняться здесь, по эту сторону гор. Иначе они попросту оставили бы здесь, в крепости, стражу. Это поселило во Владиславе надежду на то, что и там, внизу, он уже вовсе не рискует наткнуться на их разъезды.

Убедившись в том, что ночёвка в башне ему не светит, он начал обходить двор в поисках хоть какого-нибудь убежища на ночь. Разрушители потрудились здесь вполне основательно - всё, что они смогли снести и сжечь внутри, они не преминули уничтожить до основания. Но там, где когда-то были ворота в стене крепости, слева от прохода, он обнаружил уцелевшей небольшую одноэтажную караулку серого камня, грубой кладки, неоштукатуренную и с плоской, покатой крышей, крытой свинцовой черепицей.

Видимо, работавшие здесь какое-то время, и поэтому нуждавшиеся во временном пристанище, по использовании, то ли не сочли её оборонным сооружением, заслуживающим уничтожения, то ли попросту поленились заняться ею в последний момент перед уходом.

Два окна, бывшие там лишь на лицевой стороне, обращённой к проходу в воротах, были наглухо законопачены крашенными в чёрное железным ставнями - складывалось впечатление, что разрушавшие крепость там лишь ночевали, и открывать их не видели для себя ни малейшей необходимости. Свободно проникнув в лишь прикрытую, также крашеного чёрного железа одностворчатую дверь, Владислав обнаружил там стоящие по стенам двухэтажные, грубо сколоченные нары, оставшиеся тут, видимо, ещё от орочьей стажи, грубый стол с несколькими, такой же грубой работы табуретами посредине, и у задней стены - огромный погасший очаг с прямым дымоходом, с обоих сторон окружённый деревянными же стойками для оружия, сейчас совершенно пустыми.

Грязи, свойственной всякому орочьему обиталищу, тут не наблюдалось вовсе, видимо - последние постояльцы привели здесь всё в порядок, и основательно вычистили караулку, прежде чем её занять. Не было на нарах и тюфяков - орчьи те видимо сразу же сожгли, вместе с наверняка кишевшими там насекомыми, а свои - забрали с собой, уезжая.

Тщательно затворив дверь за собою, Владислав с облегчением обнаружил на ней внутри мощный запор, и тут же с грохотом его задвинул. Только лишь сделав это он почувствовал себя, наконец, в более-менее относительной безопасности. У камина была свалена груда колотых деревянных обломков - то ли мебели, то ли деревянных балок с разрушенных строений. Продрогший до самых костей Владислав тут же и завалил весь очаг этими обломками, и сунул в самую средину их уже почти догоревший факел. Сухое дерево вспыхнуло моментально, и он, скинув мешок и перевязь на ближайший топчан, присел на корточки перед очагом, зябко ловя расходящееся от него тепло раскрытыми ладонями.

Как только он немного согрелся, на него тут же навалились невероятная усталость, и совершенно необоримая сонливость. Он вяло пожевал сухарь с мясом - горячего сделать было попросту не с чего, а заваривать чай у его уже не осталось совершенно никаких сил, и тут же повалился на один из нижних топчанов, завернувшись в плащ, и сунув себе под голову полено покрупнее. Заснул он почти моментально - настолько его вымотал прошедший подъём, хотя лежать на голых досках, после тех удобств, к которым он привык за последнее время, было и совершенно тоскливо.