Всадник Мёртвой Луны 005 ("Встреч неведомой будущности") (СИ)

Тут он, к своему изумлению, убедился, что камень возле входа был девственно чист, и совершенно гладок. Багровое же искрение там проступало, временами, как бы сквозь самую его толщу. И, скорее всего, открывалось исключительно его внутреннему взору, лишь накладываясь на внешнюю реальность этого мира. Он внимательно вгляделся в это искрение, и тут же понял, что он видит багровые буквы, проступающие цепочкой вдоль арки входа. Буквы, идя по кругу, складывались в какую-то надпись. Но хотя буквы и были ему знакомы - это было что-то из очень древних посменных языков Запада, но он так и на смог их сложить в осмысленные слова - язык, на котом звучали эти слова был ему совершенно незнаком.

Сверху же, над самым входом, сквозь камень проступал знакомый ему знак багрового ока, которое словно бы всматривалось в него, злобно, пристально и совершенно враждебно, из самой глубины этой каменной толщи.

Тут он испугался - а не заключает ли в себе эта надпись магию отрицания и уничтожения, предназначенную не допускать посторонних во глубины древнего капища? Что-то роде тех же невидимых стражей, которые ему так примелькались ещё в долине Города Призраков. Вот это был бы весёлый подарочек судьбы - ничего не скажешь! Он робко попробовал подойти к провалу, и его, при этом, ничего не ударило, и не остановило. Впрочем, тут можно было ждать совершенно любой пакости. Здешний невидимый страж мог уничтожать попросту без всякого предупреждения - совершенно очевидно, что тут появление любых посторонних совершенно не приветствовалось. Но - ничего не попишешь, на этот риск ему приходилось, всё же, идти по любому.

Из пасти закопченного провала на него дохнуло жарким, совершенно сухим теплом. Словно бы там, в глубине, постоянно были растоплены огромные, непрестанно пылающие печи. Впрочем, никакого освещения от этих печей там не просматривалось. Поэтому, у самого входа, заслонившись под плащом от тёплого ветра, ровно бьющего изнутри наружу, он зажёг один из заботливо прихваченных с собой снизу факелов.

Факел загорался крайне неохотно. Как, впрочем, и трут, который всё никак не хотел схватить искру. Воздух внутри скального прохода был тяжёлый, как бы выжженный изнутри, так что лёгкие его вбирали в себя с тяжким сипением, и Владиславу постоянно приходилось бороться с ощущением нехватки живительной силы в них. Сразу же по входе туда, у него начала кружиться голова, и немного плыло в глазах. Здесь, внутри, стояла совершенно ватная, какая-то удушающая тишина - словно всё тут было заполнено невидимым, но достаточно густым, горьким на привкус киселём.

Проход был невысок - не более полутора человеческих ростов, и достаточно узок, хотя человек мог и пройти по нему совершенно свободно. Он прямо, без наклона уходил куда-то внутрь горы. В свете факела, еле-еле тлевшем на его конце, Владислав сразу же увидел, что проход весь был покрыт серью трещин, от самых мелких, и до весьма и весьма крупных. Они шли сеткой по потолку, стенам, и ровному, каменному полу, а самая крупная, попросту - огромная трещина, начинаясь почти от двери, по левой стороне прохода, у самого пола, постепенно расширялась до такой степени, что в неё полнее мог бы уместиться человек, даже не очень ужимаясь при этом. Владислав, наклонившись, заглянул туда, и увидел, что щель как бы шла с наклоном вниз, и уходила в тело камня достаточно глубоко - видно здесь гора, расколовшись с этой стороны, даже малость просела.

Всё здесь было покрыто остатками тяжёлой, мучнистой на ощупь гари - словно бы мелкой, слипшейся пылью, совершенно угольно-чёрного цвета. И сквозь эту гарь в сознание его непрестанно вторгались горящие буквы бесчисленных надписей, как бы пробегавших по стенам прохода. Буквы были всё те же, но слова из них так и не складывались - вернее складывались в какое-то совершенно грубое, варварское звучание, разительно противоречащее изящности несущих их письменных знаков. Надписи эти пробегали по потолку и стенам, то меняя свои размеры, то уплывая куда-то вглубь них, то вновь на них выступая, и сплетаясь, при этом, в совершенно завораживающие сознание его узоры. Впрочем, сияние их оставалось исключительно внутренней принадлежностью его сознания, и копоть на стенах освещалась для его глаз природных исключительно и единственно лишь светом факела в его руке.

Ему не пришлось идти слишком уж далеко от входа. Ибо стоило ему лишь углубиться внутрь, как он, сразу же, наткнулся на трещину уж совсем ужасную, которая, к тому же, прорезала проход на две части, разрывая вертикально стены, потолок и пол. Трещина эта была вдоль никак не меньше пятнадцати пядей, и Владислав не сверзился туда лишь потому, что продвигался вперёд с предельной осторожностью, смотря затем, чтобы нога его не угодила бы в какую-либо из бесчисленных мелких трещин, которыми был покрыт пол.