Всадник постапокалипсиса

“Что ж… – подумала Скай, – Я за любой кипишь, кроме голодовки!” – улыбнувшись, она заставила себя есть.

***

В конце концов её снова сморил сон. Когда же она в очередной раз проснулась, солнце уже окрасило в красный мертвую, на первый взгляд, пустошь. В салоне всё ещё было жарко, но стало уже заметно темнее, чем было днем. К запаху женщина уже привыкла. А вот ноющее без движения тело стонало и требовало разминки.

Твари снаружи никуда не ушли – они вели себя тихо, но изредка перекликались между собой, то и дело разбавляя холодную тишину редкими щелчками.

Скай снова душило отчаяние. Оно комком застряло в горле, не давая ни вдохнуть и ни выдохнуть. Женщина ненавидела эту железную коробку каждой клеточкой своего тела. До покалывания в пальцах. Дыхание участилось. В висках запульсировало, вены на них вздулись. Скай снова закричала и снова ударила рукой в днище автомобиля. От злости заболела голова.

Твари, как по команде, снова начали метаться. Скай немного подразнила их, колотя кулаками по металлу, потом снова заплакала. Она понимала, что самой ей не выбраться. Она больше не звала своих попутчиков. Не пыталась сдвинуть мешки. Она решила уйти. Сама. Не дожидаясь конца в этой тесноте. В духоте. В смраде. В этой забытой Богом пустыне.

У неё был нож Эда. Тупой нож, ржавый. Для много уже бесполезный, но вполне годный для того, чтобы вскрыть себе вены. Об одном Скай жалела – о том, что не было под рукой фотографии внучки. Последнего дорогого ей человека, ради которого она готова была перевернуть вверх дном всю эту чертову пустошь.

Твари бесновались снаружи, колотя лапами по машине. Женщина, не хотевшая умирать, собиралась с духом, чтобы покончить с собой. Она поднесла тупой ржавый нож к губам и поцеловала лезвие. После чего, сделав глубокий вдох, прислонила холодный металл к запястью своей руки.

Она прикрыла глаза – не было больше сил видеть помятый салон опостылевшего ей микроавтобуса. По телу пробежала легкая дрожь. Она поудобнее взяла рукоять орудия самоубийства, как вдруг услышала гул.

От неожиданности Скай распахнула глаза. Сквозь топот тварей, сквозь скрежет их когтей по металлу, сквозь их невыносимо омерзительный стрекот, она услышала шум мотора. И он приближался.

***

Солнце медленно клонилось к закату. Остатки стен домов, наконечниками стрел торчавшие из земли, уже отбрасывали длинные тени.

Он мчался среди руин мертвого города, оставляя за собой след густого облака пыли, что поднималось из под колёс его старого, железного, побитого и помеченного пулями байка.

Его спокойный взгляд был направлен вперед, он крепко держал руль своего железного жеребца. Платок скрывал лицо по самую переносицу. Ветер трепал засаленные темные волосы.

Полы его плаща развивались на ветру. Мотор пел. Он чувствовал скорость каждой клеточкой своего тела, но ему было мало. Он прибавил газу. В голове играли Killswitch Engage, и он был готов продать дьяволу душу, будь она у него, за плеер с той песней, которая к нему прицепилась.

Опасно так разгоняться по бездорожью, но там, где другие видят только руины и мертвую землю, он видит давно проторенные тропы – он знает таких троп намного больше, чем знают курьеры Столицы. Их карту он держит в своей голове. Каждый кирпич, каждый камень, каждый кратер, оставшийся после зачистки, служат ему указателями.

Скорость, ветер, бьющий в лицо, полный бак и бескрайняя пустошь. И он – самая опасная тварь во всем Солжайне. И весь мир у его колёс.

***

Микроавтобус, лежащий в центре кратера кверху брюхом, парень заметил издалека. Притормозил ненадолго и присмотрелся. Нужно было подъехать ближе, чтобы понять, вскрывал ли машину кто-нибудь до него. Он прикусил губу в предвкушении легкой наживы и вдарил по газам.

Бывали в его жизни и такие моменты, когда он жалел, что был водителем байка. Например, подсчитывая барахло, которое мог бы стащить с места аварии. Как сейчас.

Хотя, когда такое случалось, не обязательно было иметь большую машину, чтоб чем-нибудь поживиться. Достаточно было приехать первым и собрать самые сливки – патроны, оружие, алкоголь, бензин и, конечно же, сигареты. Этим вполне можно было набить свою походную сумку, и жить потом ни о чем не беспокоясь. Неделю, как минимум. Хотя он знал и таких, кто умудрялся промотать всё добро за пару-тройку дней.

Мародёр заглушил мотор метрах в ста от места аварии. “Коробочка целенькая”, – цинично подметил он. А еще насчитал восемь брудлингов, мелких юрких тварей, что скакали вокруг перевернутого автомобиля. Небольшие твари, размером со среднюю собаку. Темного, или темно-зеленого цвета – в лучах заката было не разобрать. Четыре ноги, небольшой хвост, хитиновый панцирь. Нашпигованная острыми зубами слюнявая пасть и жвалы, которыми эта маленькая мерзость без труда могла перекусить человеческую руку. Это всё осложняло.

Он задумался и почесал затылок. Брудлинги бесновались возле машины. Стрекотали и царапали когтями металл. Любая тварь уже давно бы заметила его с такого расстояния и кинулась бы. Объяснение было одно – что-то в этом автобусе их привлекало. Что-то живое. Кто-то живой.