Всадник рассвета

С Мишкой мы встретились уже перед переправой через Сунжу. Мой батальон занимал позиции напротив моста, через который бандиты то и дело пытались нас контратаковать. Тогда-то на усиление подошли и подразделения североморцев. Атаки моджахедов, пытающихся отбить у нас мост, длились несколько дней. Обкурившись анаши и наколовшись наркотиками, с криками: “Аллах акбар!” они бросались на нас, а затем, устилая трупами землю, бежали вспять. Затем следовала новая порция наркотиков и новая атака. Людей на той стороне реки не жалели. Одновременно наш берег обрабатывали и снайперы. Мишка пришел ко мне на КП сам. Мы обнялись, немного поговорили об общих друзьях, вспомнили былое, новости были в основном у Мишки, и самая главная из них – он женился и у него уже есть маленький сын. После этого мы вместе засели за карту обстановки, распределили цели на противоположном берегу, выработали общий план действий. Затем была переправа через Сунжу и бои за южную часть города.

Мишка погиб уже под Шатоем. Наши батальоны сражались рядом, и мы все время поддерживали друг друга. Не раз и не два северяне выручали нас огнем, не раз и не два мы помогали им чем только могли. Взаимопонимание и взаимовыручка у нас были полные.

Встретившись, мы просидели за разговорами в штабном блиндаже несколько часов, вспоминали однокашников и сослуживцев, вспоминали училище и Африканский Рог.

– Ты еще таскаешь на себе свой “фамильный” крест? – с иронией в голосе спросил меня Мишка как бы между прочим.

Его ирония меня покоробила.

– Ношу! – ответил я. – А ты все еще таскаешь своего чертика?

– А куда же я без него! – не без гордости заявил Мишка и тут же вытащил своего маленького черного дьявола из-под тельняшки.

Любовно поглядев на него, поцеловал:

– Он всегда со мной и всегда оберегает меня от всех напастей!

Вид Мишки, целующего с упоением дьявола, был мне так омерзителен, что он, видимо, все понял.

После этого разговор уже не клеился и мы улеглись спать.

Спустя несколько дней, следуя в общей колонне, мы с Мишкой нарвались на засаду. Скорее всего, боевиков навел кто-то из местных чеченцев. Бой был яростный и жестокий. Лежа вдоль обочины, мы отстреливались как могли. Вызвали авиацию, но та не смогла вылететь из-за низкой облачности. Только к концу дня подтянулись танки и мы отогнали бандитов в лес. Тогда я был ранен в руку, оказавшийся рядом Мишка сам перевязывал меня, не доверив эту процедуру санинструктору.

А через день Мишки не стало. Никто так и не видел его тела. Все мои попытки хоть что-то разузнать о последних минутах его жизни тоже не увенчались успехом. Дело в том, что, выйдя в горы во главе одной из разведгрупп, Мишка снова попал в засаду. Говорят, что, раненный в обе ноги, он остался прикрывать отход своих ребят, а когда кончились патроны, подорвал себя гранатой. Взрыв хорошо слышали его матросы. Уцелеть у него не было ни единого шанса. Это всем нам было ясно, как дважды два. Когда спустя несколько дней в район боя отправился отряд спецназа, то я напросился с ними. Осмотр местности ясно показал, что здесь совсем недавно шел яростный бой. Нашли мы и место последнего Мишкиного боя. Здесь он лежал, стреляя по пробирающимся к нему между деревьев врагам. Об этом говорила внушительная груда стреляных автоматных гильз. Нашли даже покореженный Мишкин автомат, который за негодностью душманы не забрали с собой. Но самого Мишки нигде не было. Зато нашли маленького эбонитового чертика. Я долго смотрел в злобную оскаленную рожицу с желтыми глазками, увенчанную кривыми рожками. Черный талисман так и не спас моего друга. Вообще-то его нужно было бы сохранить, но что-то подсказывало мне, что от чертика надо немедленно избавиться.

– Какой же ты амулет, если не уберег моего друга! – сказал я ему.

И, бросив на камень, с силой размозжил в осколки автоматным прикладом.

Как тщательно мы ни обследовали местность недавнего боя, но так и не смогли отыскать даже каких-то фрагментов Мишкиного тела. Это было весьма странно. Возникла робкая надежда, что Мишка был только ранен и взят чеченами в плен. Но ни тогда, ни после, ни войсковая разведка, ни агентурная так и не подтвердили факт пленения североморского комбата. Война, разумеется, жестокая вещь, и все же, даже понимая и принимая это как должное, всегда больно и горько, когда она забирает наиболее близких и родных.

После смерти Мишки я как мог помогал его вдове и сыну – так как тело не было найдено, возникли проблемы с оформлением пенсии. Мишка считался не погибшим, а всего лишь пропавшим без вести.

Затем Мишкина жена уехала к родителям и вскоре, как я слышал, оформив какие-то бумаги, вышла замуж. Это, честно говоря, меня не слишком удивило, так как последнее время они с Мишкой жили врозь. Ну а что касается самого Мишки, то он остался в моем сердце таким, каким я его помнил еще по беззаботным училищным годам: веселым, преданным и надежным. Знал ли я тогда, что в истории Мишкиной гибели все далеко не так-то просто…

* * *