Всадник с улицы Сент-Урбан

— Нет. Вам, черт побери, действительно не следовало бить меня. А что следовало, так это дать прямой ответ на мой вопрос.

— Неужто ты не можешь, — голос дяди Эйба звучал устало, — хотя бы извинение принять как джентльмен?

— Это вы подсказали, где им найти Джо?

Вздохнув, дядя Эйб увлек его в кухню и затворил за ними дверь.

— Ты что, там, в Лондоне встречался с Джо?

— Думаю, он сейчас в Южной Америке. А я с ним не встречался с детства.

В глазах у дяди Эйба промелькнуло облегчение. А может, Джейку это только почудилось.

— Тебе повезло, значит. Потому что он мерзавец.

— Это надо бы обосновать.

— Ты-то своего двоюродного брата обожаешь. Я правильно понимаю?

— Может быть.

— Джо действительно был на гражданской войне в Испании. Воевал в интербригаде. И это ему, конечно, зачтется, но…

— А еще в Израиле в сорок восьмом. Прорвался с последней автоколонной в Иерусалим.

— Прекрасно. Замечательно. — Дядя Эйб улыбался, но как-то двусмысленно. — И если этого достаточно, чтобы ты сделал из него себе героя, то давай на этом и остановимся, хорошо?

— Нет. Не хорошо.

— Ах ты упрямый какой. Ну ладно. В сорок третьем он приполз к нам на карачках, хвост между ног, потому что влип в неприятности с гангстерами. Гнал машину без оглядки всю дорогу от Лас-Вегаса.

— В какие неприятности?

— Да ничего особенного, Джейк, ничего героического. Мелкая дребедень. В основном с букмекерами. Он увлекался азартными играми, но этим многие грешат. Не платил долгов. О’кей, не он первый. Но кроме того, он был еще и жиголо. И шантажист. Тянул с женщин деньги, иногда даже женился ради этого. Ты помнишь женщин, которые приходили во двор дома на Сент-Урбан?

Джейк кивнул.

— Так вот: по большей части это были девицы не слишком строгих правил, ночные бабочки, чьи мужья пребывали за морем на фронте. Но среди них была одна вестмаунтская штучка, которую он встретил, кажется, на конской выставке, а через нее познакомился кое с кем еще из, так сказать, высшего общества — опять, конечно, со всякого рода искательницами приключений. Все ж таки Джо был типчик колоритный. В кино каскадером работал. Профессионально играл в бейсбол. Да и на лошадь его посади, скакать умел как никто. Но ко всему тому был хулиган — вот же в чем горе-то! Без образования. Амбиций пруд пруди, гордыня так и распирала. Начал засиживаться в «Маритайм-баре», заводить шашни с замужними женщинами. Они его одевали, давали деньги, а если мало, он брал кредиты, а поручитель кто? Я, кто ж еще-то. Когда он сбежал из города, мне пришлось его долгов заплатить больше чем на две тысячи долларов.

— После той драки в «Паледоре» вы навели на него людей. Вы предали его.

— Что называется, слышал звон. Это вовсе не так было, Джейк. Твой братец страдал большим самомнением. Закрутил роман с женой одного крупного начальника, причем человека действительно большого и уважаемого, вдобавок из влиятельной семьи. У женщины были проблемы с алкоголем, она под этим делом на Джо и запала. Да и благоразумием как минимум не отличалась. Как муж из города, в доме Джо. А дом из лучших во всем квартале. И уж с пустыми карманами Джо оттуда не выходил. Пропали драгоценности, что-то из фамильного серебра. Муж пришел на Джо посмотреть. Предложил ему деньги, но, видимо, мало. Они поссорились. Джо ударил его. И сам испугался, но дело сделано. Ну, и муж той женщины решил проучить его. А что ему было делать — и так уже в посмешище превратился! Короче, нанял каких-то головорезов, чтобы они с Джо за него поквитались.

— В Израиле я виделся с женой Джо, — сказал Джейк, думая этим ошарашить дядю Эйба.

— А, с женой… То есть с одной из них. Есть и другие.

— Он ей сказал, что это родственники виновны в смерти его отца и в том, что его тоже чуть не убили.

— Это он сказал. Говорить он мастер. Лжец по составу крови.

Рассказал Джейк дяде Эйбу и о материалах по Менгеле, обнаруженных им в кибуце. О деревне Дейр-Яссин, о деле Кастнера и о том, как после безуспешных поисков Всадника в Мюнхене и Франкфурте он пришел к выводу, что Джо отправился выслеживать Йозефа Менгеле в Южную Америку. Рассказал (правда, сразу же пожалев об этом) и о Руфи.

Сперва дядя Эйб в изумлении качал головой. Потом расхохотался.

— Де ля Хирш! — повторял он. — Это надо же! Молодец!

— И ничего я тут смешного не вижу. Да и рассказы ваши о его беспутстве меня ничуть не убеждают. Это вы сдали его, дядя Эйб!

— Да уж лучше бы я. Мне это было раз плюнуть!

— Но, боже мой, зачем?