Всадник с улицы Сент-Урбан

— Между прочим, — сказал Джейк, вставая, — если верить Симону Визенталю, который в Вене руководит «Центром еврейской документации», занимающимся поиском нацистских преступников, когда доктор Менгеле бежал из Буэнос-Айреса и отправился в Сан-Карлос-де-Барилоче, где многие из них живут в шикарных виллах у подножья Анд, так совпало, что некая израильтянка в это время навещала там свою мать. Обе побывали в Освенциме, и доктор Менгеле эту израильтянку стерилизовал. И однажды вечером в танцевальном зале местного отеля она внезапно лицом к лицу столкнулась с Менгеле. Он, естественно, не узнал ее, потому что таких, как она, через его руки прошли тысячи. Но заметил на ее левом запястье номер. По воспоминаниям очевидцев ни тот ни другая не произнесли ни слова. А через несколько дней та израильтянка отправилась с экскурсией в горы и не вернулась. Прошло несколько недель, прежде чем ее тело нашли в глубокой расселине. Что ж, в горах такое случается, — пожимая плечами, говорили полицейские чины.

— Постой, Джейк. А что, если он был всего лишь тем, кем его все считали, то есть торговцем контрабандными сигаретами.

— Не знаю. И никогда уже теперь не узнаю, как же ты не понимаешь! — вскричал он.

— Ну что ты, что ты… — в испуге повторяла она.

— Визенталь пишет (у меня где-то есть наверху его книга), что еврейская община Асунсьона многие годы жила в страхе. Многим приходили анонимные письма. Им угрожали, что, если Менгеле будет похищен, в Парагвае ни одному еврею не выжить… Черт, кто может в этом разобраться? Знаешь, есть люди, которые не понимают, почему Е = mc², и это их раздражает. А я так вовсе ничего не понимаю. Всё, я пошел наверх, — бросил он и взялся за картонку с почтой.

— Но с тобой все в порядке?

— Конечно.

Отворив дверцу шкафчика, взял с полки досье на Всадника и раскрыл.

ЛЁВКА: Вы набитый дурак, Арье-Лейб!.. Опоздать на неделю!.. Кавалерия — это вам не пехота. Кавалерия плевала на вашу пехоту… Опоздал я на один час, и вахмистр берёт меня к себе в помещение, пускает мне из души юшку, и из носу пускает мне юшку, и ещё под суд меня отдаёт. Три генерала судят каждого конника, три генерала с медалями за Турецкую войну.

АРЬЕ-ЛЕЙБ: Это со всеми так делают или только с евреями?

ЛЁВКА: Еврей, который сел на лошадь, перестал быть евреем…

Открыв первую страницу, Джейк к заголовку — «Всадник, настоящее имя Джозеф (Джо) Херш. Родился в горняцкой лачуге в Йеллоунайфе, территория Юкон. Зимой. Точная дата неизвестна» — добавил: «Погиб в авиакатастрофе 20 июля 1967 года между Мату-Гросу и Бразильским нагорьем невдалеке от реки Параны».

Что теперь будешь с этим делать? — спросил внутренний голос.

Плакать, что еще остается. Слезы, которых ему было не выдавить из себя на похоронах отца, на которые даже намека не было, ни когда господин судья Бийл объявил приговор Гарри, ни когда уезжала мать, текли теперь ручьем. Текли из самой глубины души, сдавливали горло и струились по щекам. Он всхлипывал и стонал. Дрожа, опустился на диван. Плакал по отцу, чей член выпал тогда из трусов как дохлый червячок. Тот член, которым создали меня. Гниет теперь в непомерно большом сосновом гробу. Плакал по матери, достойной гораздо более любящего сына. Плакал по Гарри, злобствующему в тюремной камере и несомненно замышляющему месть. Плакал по Нэнси, у которой от родов весь живот в растяжках. И она теперь из-за этого стесняется заниматься любовью при свете. Плакал, потому что Всадника, его наставника, его воплощенной совести, больше нет.

Если, конечно, думал Джейк, наливая себе еще бренди, я сам теперь не стану Всадником. И не посвящу себя поискам виллы с решетками на окнах, глядящих на еле заметную тропу в джунглях между Пуэрто-сан-Винсенте и пограничным фортом «Карлос Антонио Лопес», что на реке Паране. Если сам не стану Всадником мщения. Если! — вмешался вдруг другой, куда более здравый голос: — Если он вообще существовал.

Зачем он возвращался в Монреаль? «Приехал трахнуть меня», — говорила Дженни. «Если он действительно охотится за этим нацистом и найдет его, — кричал дядя Эйб, — он его не убьет, он его будет шантажировать!» Что, если Всадник это лишь кривое зеркало, и каждый из нас в него смотрится, ища в нем оправдания себе?