Всадник времени

Маннергейм был уверен, что справился бы со своей задачей обороны страны при любом полководце у противника. Но и понимал, насколько ему помогают, мягко говоря, не талантливые действия советского командования. Знал, что их ошибки вызваны многими причинами. Но, во многом, и его делами. Русские бросали в бой новые дивизии, которые увязали в снегах и лесах, атакованные финскими мобильными лыжными отрядами, партизанами, и не доходили до фронта. До окружённых своих частей, им на выручку. Он понимал по этим мало продуманным действиям русского высшего командования, что оно не ожидало такого мощного и стойкого сопротивления финнов. С глубоко эшелонированной обороной. С его линией «Маннергейма». С контратаками и контрударами даже крупных сил. Ему было очевидно, что высшее военное командование СССР в определённой степени растеряно.

Но фельдмаршал был далёк от иллюзий. Он понимал, что Сталин, умный, жёсткий и цепкий, не даст ему хорошего мира. А мир ему, Маннергейму, был необходим. И надо смертельно биться за каждый пункт в будущем мирном договоре. За каждую букву. Биться в тяжёлой и кровавой схватке, которую надо остановить. Потому что каждая буква в этом будущем договоре, это — финская земля. И будущая жизнь и процветание финского народа. Его народа.

Фельдмаршал встал, нажал кнопку звонка.

— Господин фельдмаршал?

— Машину к подъезду! Едем на передовую.

— Слушаюсь!

Позже, уже после заключения мира с Финляндией и окончания войны, состоялось заседание главного военного совета Народного комиссариата обороны СССР по итогам войны.

Сталин курил трубку и расхаживал по кабинету. За длинным столом сидел, ближе к Сталину, председатель этого совета первый маршал Советского Союза Ворошилов, начальник Генерального штаба Красной армии Шапошников. Весь длинный стол был заполнен сидящими по обе его стороны людьми в костюмах или военной форме.

— Что же помешало нашим войскам приспособиться к условиям войны в Финляндии? Наша армия, наши военачальники не сразу поняли, что в Финляндии не будет военной прогулки, как это было в Польше. — Сталин говорил спокойным глуховатым голосом, со своим обычным лёгким кавказским акцентом. — Давно пора было покончить с хвастовством о непобедимости нашей армии, непобедимых армий не бывает! Надо помнить слова Ленина, что разбитые или потерпевшие поражение армии очень хорошо дерутся потом.

Сталин сделал паузу, затянулся из трубки, сделал ещё два шага вдоль стола:

— С психологией — «шапками закидаем» — надо покончить! Что помешало нашему командному составу вести войну в Финляндии по-новому, не по типу Гражданской войны? Что помешало? — Сталин пристально посмотрел на Ворошилова, тот хотел встать, Сталин понял это и сделал жест рукой. — Нельзя сегодня вести полки на «ура» на противника, сидящего в окопах, имеющего артиллерию и танки. Такой противник, бесспорно, разгромит наступающих. Почему прекратили выпуск автоматов Дегтярёва? — Сталин опять сделал паузу, прошёлся, — Товарищ Устинов?

Быстро встал совсем молодой, стройный и высокий генерал — нарком вооружения:

— Было принято решение доработать, поскольку двадцать пять зарядов, ёмкость магазина пистолета-пулемёта Дегтярёва, сочли недостаточным. Теперь совсем недавно сконструирован другой автомат, ёмкость его магазина — семьдесят один патрон, в скором времени мы его пустим в серию. Сейчас идёт доработка. Это другой конструктор. — Нарком не назвал фамилию Георгия Семёновича Шпагина из соображений секретности. Сталин это понял. Хотя и — совет наркомата обороны, но такие сверхважные для государства вещи при большом количестве людей не произносили вслух.

— Это хорошо, — согласился Сталин, — но надо ускорить.

— Слушаюсь, товарищ Сталин! — Устинов сел.

— Почему у нас нет миномётов? Это не новое дело. Ещё в эпоху империалистической войны немцы спасались от западных и восточных войск — наших и французских — главным образом минами: людей мало — мин много. Двадцать четыре года прошло, почему у нас до сих пор нет миномётов? — В голосе Сталина, внешне совершенно ровном и спокойном, возникли едва заметные нотки раздражения.

Все сидящие за столом записывали время от времени. Устинов писал всё время.

— Дальше — танки. Нужны не сотни, а тысячи танков. Танки, защищённые броней, — это всё! Если танки будут толстокожими, они будут чудеса творить при нашей артиллерии, при нашей пехоте. Нужно давать больше снарядов и патронов для противника, жалеть своих людей, сохранять силы армии, как, впрочем, в этой войне и делал Маннергейм в отношении своих, финских, солдат. Нам тоже надо научиться беречь своих солдат. Для этого надо хорошо вооружить их автоматическим оружием. У финской армии, конечно, обнаружился тоже целый ряд серьёзных недостатков, но это уже другой разговор.

Сталин после небольшой паузы продолжал. Теперь и нарком обороны Ворошилов тоже постоянно записывал. Вскоре, в мае сорокового, Сталин уже сместит его с этого поста.

Маннергейм не знал тогда о таком высказывании Сталина, не мог знать. Узнал об этом совещании примерно через полтора года от немецких разведывательных служб.