Всадники

Турсен закивал головой. Он знал их все. От Каспийского моря до перевалов Индии, от века к веку, люди пели и цитировали эти прославленные строки. Под крышами базаров, и при споре мудрецов, у домашнего очага и возле костра в поле. Бродячие певцы, образованные люди и простые пастухи — все знали эти стихи. Даже женщины в самых высокогорных кишлаках знали эти длинные строфы наизусть.

— Фирдоуси — произнес Турсен.

А затем:

— Хаям…

— Хафиз…

Но вот Гуарди Гуеджи открыл глаза и поднялся. Над ним простиралось небо степи, полное звезд. Неподвижное лицо Турсена в свете лампы казалось вырезанным из твердого дерева.

Гуарди Гуеджи тихо сказал:

— Колдовство любви, о чавандоз, есть повсюду.

Он оперся руками о стол и посмотрел Турсену в глаза:

— Айгиз не ждала тебя, она не надеялась, что ты придешь. И все же ты ее навестил. И тогда она поняла, что все еще что-то значит для своего старого и любимого друга.

Турсен хотел ответить.

— Нет, слушай меня, — сказал Гуарди Гуеджи. — Ты забыл о ней давным-давно. Но для нее ты навсегда остался ее мужем, ее единственным другом, ее гордым, непобедимым чавандозом.

— Женщины… — пробормотал Турсен.

— Да, женщины… — повторил Гуарди Гуеджи, но совсем другим тоном. — Турсен заботиться обо мне, он обо мне думает, поняла Айгиз и почувствовала себя счастливой и защищенной. А ты, когда заговорил о своем голоде, то сделал еще больше. Ты вернул ее в то время, когда ее руки отвечали за твою еду и твою одежду. Сегодня вечером твое присутствие и каждый твой взгляд были для нее бесценной драгоценностью. И все же она заставила тебя уйти, чтобы тебе не пришлось есть остывший ужин.

— Женщины… — повторил Турсен.

— Не только они, — возразил Гуарди Гуеджи.

Он отпил чаю и продолжил:

— Поверь мне, о чавандоз, если человек не хочет задохнуться в своей собственной шкуре, то он должен чувствовать время от времени, что один человек нуждается в помощи и заботе другого.

— Я ни в ком не нуждаюсь, ни о ком не забочусь и прекрасно себя чувствую, — сказал Турсен.

— Правда? — возразил Гуарди Гуеджи. — А что станет с тобой, о Хозяин конюшен, если у тебя отнимут твоих лошадей? Что? Ты будешь себя чувствовать по-прежнему прекрасно и замечательно?

— Об этом мне надо подумать, — заявил Турсен.

И он представил себе лошадей Осман бея: новорожденных жеребят на дрожащих ногах, красивых коней, быстрых и отважных, больную лошадь, которая смотрела на него большими глазами, словно умоляя о помощи, и ее же, уже здоровую, смотрящую на него с благодарностью.

И внезапно ему захотелось поскорее увидеть их всех. Не из чувства долга или жадности до денег, и не из-за страха перед строгим хозяином. Нет. Но из-за их взглядов, ржания, зависимости от его заботы. Он хотел вновь найти свою гордость, свою удачу, силу и свою собственную жизнь. Ведь без лошадей, какой бы смысл был в его жизни?

— Для меня они всего лишь животные! — громко воскликнул Турсен.

— Неужели? — не поверил Гуарди Гуеджи. — Тогда могу сказать лишь одно, ты очень сильный человек, о Турсен… Но бывают дни, когда и самый сильный и самый слабый нуждаются в опеке и помощи. Человек должен как получать помощь, так и давать ее другим. Быть опекаемым и дарующим опеку.

— Только не я! — воскликнул Турсен, сжав кулаки.

— Ты так в этом уверен? — спросил Гуарди Гуеджи.

Его голос был тих, почти не слышен, но Турсен внезапно испугался и подумал:

«О, Аллах, дай мне силы сдержаться и не ударить его!» И по этому страху он понял, какую неоценимую услугу оказал ему Гуарди Гуеджи в тот вечер, когда они вместе наблюдали на небесах за опускающимся солнцем и восходящей луной.

Без сна лежали они оба на полу юрты. Время от времени один из них беспокойно поворачивался с боку на бок.

— Но ты сам, Предшественник мира, если тебе нужна помощь, кто может тебе ее дать? — спросил Турсен.

— Дамбура, — ответил Гуарди Гуеджи.

Турсен отвел взгляд в сторону и спросил снова:

— Скажи мне ты, который все угадывает, как ты думаешь, Урос выиграл шахское бузкаши?

И Гуарди Гуеджи ответил на это вопросом:

— А ты, правда, этого хочешь, Турсен?

Плетка

Турсен выехал вместе с Гуарди Гуеджи из кишлака, и они почти доскакали до имения Осман бея, когда увидели несущегося им на встречу всадника.

Турсен узнал в нем одного из своих конюхов.

— Мир тебе, Господин управитель конюшен, — произнес этот человек. — Я как раз скакал к тебе.

Гуарди Гуеджи почувствовал, как напряглась спина Турсена.

— Значит посланники уже прибыли? — спросил Турсен.

Конюх потрепал гриву своего коня и быстро ответил:

— Мы знаем еще не все подробности.

— Ну, говори же! — приказал Турсен. — Что с Уросом?

— Аллах не дал ему победы, — сказал саис и опустил глаза. — Но…

— Молчи! Где посланник?

— Он спит в конюшнях.

— Тогда иди и разбуди его. Я хочу узнать все именно от него.

Всадник исчез в клубах пыли, и у Турсена вырвалось проклятие:

— Позор тебе! — закричал он в ярости. — Ты, ни к чему негодный, слабак! Проиграть в первом шахском бузкаши, в котором легко победил бы и твой отец, и твой дед, и твой прадед!

Гуарди Гуеджи положил ему руку на плечо:

— Ты очень огорчился?