Всадники

По всему телу Зирех пробежала дрожь, зубы ее отбивали дробь. Она простонала:

– Он убьет нас, этот ужасный старик.

– Он справедлив, – заметил Мокки.

– Сюда идут, кто-то идет сюда, – прошептала Зирех. – Уже!

Вошел старший саис, поставил на землю кувшин с водой, положил несколько холодных лепешек. Прислонившись к двери, он сказал Мокки:

– Никто не велел мне этого делать. Я принес это в память о Байте, твоем отце. Мы с ним дружили в молодости.

– О, добрый Аккуль, да воздаст тебе Аллах! – поблагодарил Мокки.

И интонация этих слов, и опущенные плечи выражали несчастье и унижение.

Старший саис после паузы спросил:

– То, в чем Уроз… тебя обвиняет… это правда? Возможно ли такое?

Подбородок Мокки опустился на грудь. Он прошептал:

– Демон, наверное, вселился в меня…

Аккуль вздохнул и хотел выйти. Зирех удержала его. Она кинулась к его ногам, стала хватать его за руки, целовать их, забилась с криком в истерике:

– Умоляю, скажи нашему благородному судье, что виноват во всем Мокки. Я всего лишь бедная и слабая служанка. И скажи еще…

Аккуль оттолкнул Зирех. Дверь снова захлопнулась. Ключ снова проскрипел в замке.

– Не бойся, я возьму всю вину на себя, – пообещал ей Мокки.

– И правильно сделаешь, – крикнула она. – В чем меня могут обвинить? Яд? Его давно выпила земля. Собаки? Они сами напали из-за запаха крови и гноя.

Мокки тяжело опустился на землю, сел по-турецки. Подбородок опять уперся ему в грудь. А Зирех над ним все продолжала говорить, злобно, по-змеиному свистящим голосом:

– Во всем ты виноват. Ты все колебался… выжидал… постоянно. Мне все время приходилось подталкивать тебя. Если бы я была такой сильной, как ты, я была бы далеко отсюда, была бы свободная, богатая, красивая… А вместо этого…

Зирех резко провела рукой по липкому от грязи лицу, по грязным лохмотьям и изо всех сил плюнула под ноги Мокки. Тот словно и не заметил. Зирех схватила кувшин и лепешки, уселась как можно дальше от саиса и стала жадно пить и есть.

* * *

Перед домом Турсуна протекал один из бесчисленных арыков, которые орошают, делают плодородной землю в полях. Веселый ручей, берущий исток в усадьбе, пел свою обычную утреннюю песенку. Осенние цветы легко пританцовывали на ветру.

Сидя, согнувшись, на своем чарпае, который он придвинул как можно ближе к открытому окну, Турсун ощущал неясную признательность и за эту песенку, и за этот танец. Они помогали ему сохранять терпение. Когда он чересчур торопливо, и принимая случившееся слишком близко к сердцу, мысленно спрашивал себя: «Зачем он предпринял это путешествие, так его измучившее и доведшее до такого состояния? Как случилось, что добрый и преданный Мокки превратился в убийцу?» И в поисках ответа готов был вскочить с топчана и ходить взад-вперед по комнате, как загнанный зверь, то заставлял себя лишь внимательнее вглядываться в движения цветов и лучше вслушиваться в журчание воды в арыке. Время текло, как ручей, и колыхалось, как лепестки цветов.

В аллее послышался топот копыт. Турсун встал у стены так, чтобы можно было видеть, оставаясь незамеченным.

Уроз верхом на Джехоле, в сопровождении двух юных чопендозов, тоже на конях, остановился перед домом. Борода его была коротко с заострением подстрижена, щеки тщательно вымыты, и на нем были новые чапан и тюрбан. Кожа жеребца, тщательно вычищенная скребницей и протертая жгутом соломы, сверкала на солнце. Хвост и грива, вымытые, расчесанные и заплетенные в косички, радостно трепетали на ветру.

«На конюшне поработали славно», – машинально подумал Турсун. Голова его слегка выглянула из окна. Именно сейчас важно было не потерять сына. Уроз соскочил с седла, как сделал бы всякий здоровый человек, легко приземлившись на правую ногу. Два молодых человека соскочили с коней и с двух сторон взяли Уроза под мышки. Они служили ему костылями, и с их помощью он в несколько шагов достиг входа в дом.

Турсун подумал о тех неловких, некрасивых движениях, какие понадобились Урозу, чтобы пройти на галерею для почетных гостей, о тех движениях, которые ему приходилось делать, чтобы сесть, и грустно покачал головой. Слава Пророку, он правильно сделал, предоставив Урозу возможность осваивать не у него на глазах первые, неловкие движения инвалида.

Небольшая галерея для гостей выходила во внутренний дворик. Там был фонтан и росло несколько небольших деревьев. Вдоль трех стен были уложены матрасы, покрытые коврами, с множеством подушек.