Всадники

Подошел Егор Лукич, тоже зачерпнул муки, потер, дунул на нее, потом ссыпал, вытер ладони о штаны. Спросил:

- Не слишком ли тонко мелешь, Порфирий? Бабы такого помола не уважают. Тесто будто бы не растет.

Мельник выпрямился, поднял на хозяина отяжелевшие от мучной пыли ресницы и, помолчав, ответил густейшим басом:

- Сроду ты, Егор, говоришь не то, что думаешь. Тебе же начхать и на баб, и на тесто. Главное, чтоб скорей прокрутить, а там хоть трава не расти.

Хозяин вскипел:

- А хоть бы и так! Твое дело помалкивать да слушать, что велят.

- Мое дело молоть! - отрезал Порфирий. - А слушать поищи себе другого мельника. Или сам становись к камню.

- И стану! Чем тебе, пьянице, потакать, так уж лучше самому.

Мельник понимал, что это не пустые слова: Егор Лукич станет! И смелет не хуже его, Порфирия. Умелый, черт!

Но и Егор Лукич тоже понимал, что угроза мельника не пустяк. Хоть он и запивает порой, а работник золотой. На какой мельнице Порфирий, там и завозно. Окрестные хозяева мельниц спят и видят, как бы переманить Порфирия к себе. Вот и приходится платить хорошее жалованье и потакать.

- Репей! - примирительно сказал Егор Лукич. - Как думаешь, хватит воды на сегодняшний завоз?

- Должно хватить, - шевельнул Порфирий напудренными, торчащими, как у моржа, усами. - К вечеру раскатаем...

Несколько дней Севка приглядывался, постигал секреты своей службы. Он облазил все мельничные закоулки, перемазал выданную хозяином немудрую одежонку, но зато многое уяснил. Конечно, не все. Например, ковать камень - высекать в нем остро заточенным молотком неглубокие кривые бороздки - Севка не умел. Эту тонкую работу выполнял мельник. Но приемку зерна на весах, ведение записей и расчетов с завозчиками Севка усвоил твердо.

- В оба гляди! - напутствовал Егор Лукич. - У весов чтоб никого не было близко, когда вешаешь. А то ведь народ - жулик: один пальцем норовит убавить вес, а другой как бы невзначай тянет ногу к весовой платформе. Фунты-то нам идут с веса. Понял? А еще заруби себе - больше двадцати пудов за один раз не вешать. Невыгодно это: весы начинают подвирать в пользу завозчика.

Пока стояла весна, пока Крапивня исправно наполняла пруд приносимой откуда-то из лесной чащобы водой, мельница работала почти не затихая. Севка тут и поселился в тесной каморке, уложив на лавку набитый сеном мешок. Мельничную книгу, которую предстояло ему вести, а также свой бумажник с документами хранил под головой. Здесь же, в уголке, вбив гвоздь, повесил и полушубок. Чтоб не пылился, надел на него гимнастерку. Дверь каморки запирал на тяжелый хозяйский замок.

Бойким местом была мельница. Каких только людей не заносило сюда! Окрестных богатеев Севка угадывал по сытым коням, по телегам на железном ходу, по походке, неторопливой и твердой. Но если из-за взгорка выползала подвода с вихляющими на деревянных осях колесами, Севка догадывался, что это едет на кляче бедняк, везет один-единственный, весь в заплатах мешок зерна.

А если не подвода, если, согнувшись под тяжестью котомки, поднималась по взгорку пешая женщина и рядом семенил мальчонка с котомкой поменьше, то это кто? Это вдова, солдатская жена. Сибирь-то лишь на первый взгляд вся одинаковая, богатая. Но добротные дома, оказывается, еще не весь резон. А за окнами домов - скрытая от людского глаза, везде своя жизнь.

И если случалось, что не было на мельнице ни Егора Лукича, ни Макара, Порфирий манил к себе Севку, шептал в ухо, указывая глазами:

- Слышь, возьми вон у той тетки котомку, смелем без очереди. И в книжку не пиши. Совестно брать с нее фунты... А хозяева через это не победнеют.

Севка брал котомку и, улучив минуту, с легким сердцем засыпал вдовье зерно, не взвешивая и не вычитая фунтов за помол.

С Порфирием они быстро поладили. По вечерам, когда над лотком опускался щит и останавливалось мельничное колесо, Порфирий брал свою рыболовную снасть. Снабдил он и Севку парой крючков, помог сплести лески из хвостового конского волоса.

Садились над выбитым в бучиле омутом, закидывали и, следя за пробковыми поплавками, неторопливо беседовали. Севка рассказывал, как ехал на восток вслед за эскадроном, как повстречал Зину и как бы ему хотелось теперь заглянуть туда, в домик старушки, хоть на минутку.

Поведал и Порфирий про свою жизнь. Родом он из Могилевской губернии. Сыновей у отца было шестеро, а земли всего один надел. И прибило его еще мальчишкой к мельнице. Сперва мельник подкармливал из жалости, потом начал делиться секретами ремесла. Так и стал Порфишка мастеровым человеком. На военную службу не попал - ростом не вышел. И понесло его по белому свету от одной мельницы к другой.