Всадники бурь

– Да, – вздохнул Дорион. – Да, черт его побери! Иди к нему, если тебе самой этого хочется. Его комната через две двери отсюда, но не позволяй ему расспрашивать тебя. Только Короткая Речь. Поняла?

– Да, поняла. – Она повернулась и направилась к двери. – Не беспокойтесь, это будет только… для тела.

Она вышла из комнаты, зная, что скорее всего Бодэ немедленно прикажут замолчать, но ее это не волновало. Она шла по коридору. Одна дверь, вторая… Это здесь. Девушка постучалась, и вдруг у нее в голове раздался странный, жуткий, сверхъестественный голос, и этот голос произнес фразу, которую, как свято верила Чарли, во всем Акахларе знали только двое – она и Сэм.

– Чарли, выйди вон, – произнес этот нечеловеческий голос на чистом английском языке. В мгновение ока Чарли перестала существовать; осталась только Шари, девушка для удовольствий, которая знала лишь одно – она должна угождать мужчинам – и не хотела знать ничего другого.

Из дальнего конца коридора два глаза наблюдали, как дверь распахнулась и Халагар пропустил девушку в комнату. На мгновение на глаза упал свет, отразился в них, и они ярко блеснули, но этого никто не заметил. Дверь снова закрылась. Существо не спеша подошло к лестнице, спустилось в обеденный зал, приблизилось к открытому окну, вскочило на подоконник и спрыгнуло наружу, растворившись в темноте маленького портового города.

Мраку предстояло еще многое узнать об этом месте.

Глава 10 Немного самопереоценки

Сэм не сразу привыкла к превращениям Крима и Киры. Крим до заката разбивал лагерь, а потом сбрасывал свою оленью замшу и облачался в халат, но смотреть было особенно не на что: только что здесь возвышался Крим, и вот на его месте уже стоит Кира, которой этот халат порядком велик. То же самое, только в обратном порядке, происходило на рассвете.

Труднее было привыкнуть к мысли, что это не превращение; Крим и Кира были совершенно разными людьми, только жизнь у них была одна на двоих. Они делили друг с другом общие воспоминания: в назначенное время каждый из них «просыпался» с живыми, но тем не менее похожими на сон воспоминаниями о том, что происходило с другим. Однако чувства и переживания одного были скрыты от другого, они обладали общей памятью, но не сливались в единую личность.

Самым трудным оказалось привыкнуть к тому, что ни один из них никогда по-настоящему не спит, хотя Сэм спалось гораздо спокойнее, когда она знала, что рядом Кира. И все же девушка чувствовала себя немного виноватой: она спокойно засыпает, когда другой охраняет ее. Сэм казалось, что эти двое очень одиноки. В городах Крим досадовал на то, что должен работать днем и не может принимать участие в ночной жизни, а Кира, такая бледная, даже в этих южных краях, мечтала почувствовать солнце, обычные дневные заботы и, конечно же, дружеские узы, которые не могли завязаться при ее ночной жизни. Несомненно, каждый из них дорогой ценой расплачивался за эту сделку, но ни один из них не жалел о ней.

В небе, особенно по ночам, постоянно чувствовалось чье-то недоброе присутствие. Они еще раз пересекли Пустоши Кудаана и вновь оказались на дороге в Тубикосу. Из старых рубашек Крима Сэм соорудила себе некое подобие одежды, чтобы можно было миновать пограничные посты, не вызывая косых взглядов охранников, но как только они оказались в срединной земле, Крим остановился в ближайшем трактире и пустил в ход свои связи, чтобы достать для нее все необходимое.

Маленькая черная книжица паспорта утверждала, что она – Маиса, крестьянка и подданная графа Бурге, префекта Аллон-Кудаана, местности, которая лежала где-то на границах владений герцога Паседо, далеко от каньона, к северо-востоку от приюта. Аллон был оазисом, построенным вокруг единственного, но довольно обильного колодца, где подземные ключи выходили на поверхность и давали достаточно воды, чтобы обеспечить не очень роскошное, но вполне приемлемое существование окрестных ферм. Граф был военачальником весьма сомнительного происхождения и, несомненно, был тесно связан с местными бандитами. Союз с герцогом Паседо придавал ему некоторую долю респектабельности, однако графа не любили, его редко видели и мало о нем знали, так что его имя идеально подходило для прикрытия.