— Зачем… ты снова… явилась? — обрывающимся от волнения голосом пробормотал он.
— Просто я подумала, что сама намного быстрее всяких гонцов доставлю твое послание в Аграпур, — сказала она, — Ну?! Давай же мне его! — и, заметив растерянность принца, добавила; — Доверься мне! Что я могу сделать с твоим письмом, кроме того как передать его в руки верховного жреца Эрлика?! Не забывай, мы ведь с тобой союзники!
Шэриак дрожащей рукой протянул ей свернутый и запечатанный пергамент. Серидэя взяла его и, даже не попрощавшись (она вообще не имела такой привычки), исчезла — как обычно, растворившись в воздухе.
Глава XI
«Слеза Дианирина»
Казалось, это была самая обычная скала, каких здесь, среди мрачных серых гор, помпезно, хотя и справедливо именуемых Туманными, наверняка, нашлось бы не меньше тысячи. Однако Конан и Зулгайен уверенно двигались в ее сторону, поскольку туранец утверждал, что именно там, внутри, и был укрыт от посторонних глаз храм Тарима.
Наконец они достигли самого подножия скалы. Спрыгнули с коней и, не теряя времени, направились по ведшей наверх узенькой тропинке, в густой темноте ночи едва различимой взгляду. Первым, конечно же, шагал Зулгайен. Конан следовал за ним и то и дело озирался по сторонам. Не более, чем в шагах двадцати от земли тропинка оборвалась. Спутники оказались на нешироком уступе. Киммериец не сразу заметил зияющий в скале, незначительно выше этого самого уступа, провал лаза (то ли природного, то ли сотворенного человеком — трудно было разобрать). Зулгайен, не раздумывая, нырнул в него, и кромешная темнота в тот же миг жадно проглотила его силуэт.
Конан выждал немного и только затем последовал за своим спутником. Он не мог видеть туранца, но слышал равномерные звуки его твердых, решительных шагов где-то впереди. Сам же он ступал осторожно, не торопясь. Так они шли довольно долго, все продвигаясь куда-то вглубь скалы. Постепенно глаза Конана привыкли к темноте, и он уже мог видеть и идущего впереди Зулгайена, и каменные своды этого… ну, скорее, не лаза, а настоящего коридорам
Наконец путники достигли высокой металлической двери, преграждавшей их дальнейший путь.
Зулгайен опустил ладонь на выкованную в форме витого кольца ручку, потянул ее вниз. И та как будто (впрочем, в этой темноте Конан не мог доверять своему зрению) поддалась. Однако дверь, как можно было ожидать, не отворилась. Только тотчас же за ней послышался резкий, хотя и не очень громкий звон. Скоро он прекратился.
Теперь за дверью были слышны отчетливые звуки какой-то суетливой возни. Слух Конана различил даже чьи-то перешептывающиеся между собой голоса.
Наконец дверь, громко лязгнув запором, приоткрылась. Рука киммерийца инстинктивно потянулась к висевшему на поясе мечу. Свет факела рассеяно, как будто даже небрежно, разлился по каменным сводам и на какие-то считанные мгновенья ослепил Конана и Зулгайена. Затем, когда их глаза чуть привыкли к свету пламени, спутники увидели перед собой трех высоких молодых мужчин, облаченных в длинные темные тоги.
Зулгайен приподнял руки, и держа их на уровне лица ладонями наружу, в почтительном приветствии склонил голову. Незнакомцы (во всяком случае, Конан определенно не был знаком ни с одним из них) ответили полководцу точно таким же сдержанным, но полным достоинства жестом.
— Мое имя Зулгайен, — представился туранец. И, несмотря на то, что он, конечно же, не мог сомневаться в громкой славе своего имени, в голосе полководца не было и следа высокомерия.
В глазах же стоявших напротив него трех служителей Тарима мелькнули восторженные искорки.
— Моего спутника, — взглядом Зулгайен указал на киммерийца, — зовут Конан. Он не поклоняется Тариму. Но я надеюсь, что здесь, в храме, Конану не откажут в гостеприимстве!
Служители Тарима, соглашаясь, кивнули полководцу.
Затем все разом обратили взоры к киммерийцу и храня свое спокойное безмолвие, почтили его тем же самым приветствием, которым незадолго до этого обменялись с Зулгайеном. В ответ Конан постарался изобразить нечто подобное. На губах троих мужей проскользнула тень улыбки, не лишенной сдержанной насмешки, но в общем-то доброжелательной.
— Нам необходимо встретиться с Герданом — верховным жрецом, — ровным голосом произнес Зулгайен. — Проводите меня и моего спутника к нему!
Мужчины в черных тогах переглянулись между собой, будто одним только взглядом могли сказать друг другу что-то недоступное для восприятия остальных людей (ну, хотя бы того же самого Конана). Потом один из них, самый старший по возрасту, обратился к туранцу и киммерийцу:
— Меня зовут Ториот. И для меня, как и для любого в этом храме, будет честью сопровождать к Гердану доблестных мужей, равных тем, коих я вижу сейчас перед собой, — он снова почтительно склонил голову. — Оставьте здесь свои мечи и ступайте за мной!
Зулгайен безо всяких сомнений вынул из ножен меч и отдал его одному из служителей храма. Конан не сразу решился расстаться со своим оружием, но и он уступил требовательной просьбе Ториота.