Всадники ниоткуда

— Эксперимент должен быть многократно повторен и проверен. И в тех же условиях. — Доктор подошел к двери. — А теперь наблюдайте. Только осторожно, прищурьтесь хотя бы, чтобы его не отвлекать.

Дюбонне вышел и тотчас же появился в камере. Он не закрывал ни ушей, ни глаз.

Серый ком оторвался от стекла и поплыл навстречу доктору. Тогда тот закрыл глаза рукой. Ком неловко повис в воздухе и закачался, как волчок на нитках.

Бесформенный бугорчатый волчок из кое-как слепленной серой глины.

Белов смотрел сквозь опущенные ресницы. Доктор и волчок не двигались. Рука доктора по-прежнему прикрывала глаза, волчок по-прежнему покачивался и вздрагивал. Сколько секунд прошло, Белов не считал, но едва ли больше минуты. И волчок вдруг начал бледнеть и таять, только серая грязь не стекала, а испарялась. Сначала это был дым, потом и он растаял, оставив на полу лужицу серой кашицы. Доктор опустил руку, подошел к тому, что полминуты тому назад еще было большим серым комом, а сейчас уменьшилось до грязного пятна на полу, нагнулся и осторожно собрал в пробирку останки «эль-тигре».

— На досуге поглядим, что это такое, — сказал он, вернувшись.

Руки его дрожали. Он сел и согнулся, как скрюченный болью.

— Трудно? — спросил Белов.

— С первого раза. Наверно, как и вам. Потом, вероятно, привыкнешь.

— А что вы сделали, я не понял. Вы его не сожгли, а растопили?

— Я подхватил вашу реплику о мысль-команде. Если рецепторы системы реагируют на модель информации, то почему бы не воспользоваться прямой передачей? Вот я и приказал системе рассыпаться. Она же не самовоспроизводящаяся.

«Как в фильме «Человек из Рио», — думал Белов. — Герой успевает во время отпуска за несколько дней пересечь океан, побывать в джунглях, преодолеть немыслимые трудности и неслыханные опасности и, вернувшись в Париж, встречает товарища-резервиста, как и он, возвращающегося в казарму. «А какое путешествие я совершил, — говорит второй, — весь Париж проехал! Из конца в конец! Видел что-нибудь подобное?» Первый молчит: ему смешно. Так и я. Вернусь в Москву и встречу в институте какого-нибудь Севку Мотыгина. «А знаешь что? — закричит он. — Где только я не побывал за эти дни! И в Одессе, и в Николаеве, и в Тирасполе! Чуешь?!» И он, Белов, будет молчать, как «человек из Рио», и ему будет смешно. Человек из джунглей. Вот он сидит сейчас не у себя в Черемушках и не в институтской библиотеке, а в каком-то ни на что не похожем бараке в невероятном лесу, за границами которого идет война и в котором он только что преодолел немыслимые трудности и неслыханные опасности, и говорит с человеком, который только что на его глазах совершил чудо. Поистине чудо, другого слова для этого нет!» — Чудо, — повторил он вслух.

— Вы о чем? — спросил доктор.

— О вашем открытии.

— Почему о моем? Вы — соавтор.

— Подключившийся вовремя к теме, — отмахнулся Белов. — Знаем мы таких соавторов.

— Не будем мелочиться, — сказал Дюбонне. — Завтра нам обоим поставят памятник, как Симону Боливару.

Оба засмеялись. Хорошо смеяться, когда все страшное позади.

— Извините, очень хочется спать, — сказал Белов и сладко зевнул.

— Мне тоже, — сказал Дюбонне. — Имейте в виду, что мы засыпаем сейчас у подножия нашего будущего памятника.

Но Белов уже спал и во сне видел себя не физиком, а гроссмейстером, выигравшим решающую турнирную партию. Пусть так. Ведь партия действительно была выиграна.

ХЭППИ ЭНД

Посетитель, средних лет розовощекий голубоглазый сангвиник, решительно, даже слишком решительно, минуя профессора и ассистента, прошел в лабораторию. Скользнул любопытствующим, но не слишком заинтересованным взглядом по белым панелям и цветной орнаментике и задержался на стекловидном, вращающемся и чуть подсвеченном изнутри экране, похожем на телевизорный.

— В этом лиловом аквариуме я увижу будущее? — засмеялся он.

— Не увидите, — сказал ассистент. — Увидим мы.

— А я?

— Вы будете спать. Сначала — просто гипносон, потом мы переведем его в более глубокий — летаргический, вроде коматозного состояния.

— Зачем?

— Сонное торможение обычного гипносна для нас недостаточно. Необходимо освободить рецепторы сложного действия, не требующие конструктивной работы сознания. Уяснили?

— Сложно.

Профессор и ассистент переглянулись. Предстоял затяжной разговор с изрядно надоевшими пояснениями.

— Попробуем упростить, — вздохнул профессор. — Любое воспоминание — это как бы сигнал из прошлого. Вспоминаете ли вы детство, юность, события десятилетней давности или вчерашний разговор — все это впечатления прошлого, закодированные в каких-то ячейках памяти. Когда вспоминаешь нужные слова или образы, приводится в действие вся конструктивная система сознания. Но есть в мозгу центры, не требующие такой сознательной конструктивной работы. Это область предчувствий, подсознательных восприятий, телепатических передач и, как мы говорим, сигналов из будущего.

Посетитель, как и подобает сангвинику, засмеялся по-детски звонко, без всякой иронии.

— Не обижайтесь, профессор, — сказал он, — не верю. Ей-богу, не верю.

— Зачем же вы пришли тогда?