Всадники ночи

— Это они сейчас такие хорошие, пока их через избранный полк к трону ближе подпускают, — не скрывая раздражения, мотнул головой Андрей. — А как до дела дойдет, враз кичливость со всех щелей полезет.

— Они же крест целовали, княже!

— Крест? — Зверев прикусил губу. — Крест, говоришь?.. Давай так поступим, Иван Юрьевич. Боярин Выродков — он ведь худородный? Ты вот что… Ты князей знатных в общую сотню сведи да старшим над ними боярина Ивана Григорьевича поставь. Вот и проверим. Коли примут — пусть верность государю делом доказывают. А кто возмутится — гони из избранной тысячи взашей. Пусть в ополчении права качают…

Гости тем временем притихли, настороженно прислушиваясь к беседе московских бояр. В глазах многих горело восхищение: при решении дел государственных довелось присутствовать, при споре приближенных слуг царских.

— А вы, думаю, тоже в тысячу избранную вступать надумали? — окинул их взглядом князь Сакульский и встал, подняв-таки один из наполненных вином серебряных кубков. — Тогда слушайте меня, служивые люди. Отныне в армии нашей не за подвиги отцов, а за храбрость государь каждого величать станет. Служите честно, по совести — и любой из вас думным боярином, дьяком или головным воеводой стать сможет. Долгие лета царю Иоанну Васильевичу. Слава!

— Слава, слава! — Бояре восторженно схватились за свои бокалы и тоже их вскинули. Наверное, каждый уже мнил себя бородатым царедворцем, стоящим с посохом у ступеней трона и подающим государю мудрые советы, или утопающим в роскоши всесильным князем.

— Вот и хорошо, — пригубил кубок с терпким вином Андрей.

Опричная тысяча появилась только этим летом, после неудачного казанского похода. Появилась его, Зверева, стараниями. Раньше, еще нынешней весной, каждый боярин знал: кем родился, тем и помрет. Посты, воеводства, чины в полках русского войска не по заслугам — по знатности распределялись. Родился худородным — так и останешься простым боярином. Родился князем — в двадцать лет воеводой над многотысячными армиями назначать станут. И вот теперь, впервые за многие века, молодым детям боярским дали шанс. Пусть небольшой — но вполне реальный. Теперь они ради мечты и Иоанна горы свернут. Ни подкупить, ни запугать себя не дадут. Будет теперь на Руси новая, прочная сила. Ударный полк, в котором командовать сотнями и десятками станут лучшие из лучших. Полк, в котором ратники не о родах своих думать будут, а о службе, о деле государевом. Войско, в котором можно возвыситься лишь своим умом, причем зависимое только от царя и ни от кого более. Монолитная рать — а не рыхлое поместное ополчение, где бояре впервые встречаются друг с другом только перед сражением. Можно сказать — первый в мире спецназ. Еще одна стена между окружающими страну врагами и Русью. Еще одна стена между князем Старицким и государем. Пусть лоб себе расшибет, к власти прорываясь. И Андрею спокойнее, что пророчество Лютобора не исполнится, и стране полезно. И сделано это его, Зверева, руками. За такое не грех и выпить.

* * *

Андрею сильно повезло, что попал он не к началу, а уже к середине пира. Кубок вина, пара литров пива из потертой братчины — и к тому времени, когда Иван Кошкин заснул в кресле, последовав примеру четверых своих гостей, а прочие бояре перестали попадать ножом в рот, Зверев еще только слегка захмелел. Перекусив, он, не привлекая ничьего внимания, тихо ушел из трапезной к себе, а посему утром поднялся бодрым и веселым, без головной боли и тошноты. Как говорят в народе: трезвость — лучшее средство от похмелья. Жаль только, рецептом этим чертовски трудно пользоваться.

Натянув порты, князь сбежал во двор, кликнул холопов. Белобрысый Изольд и широкоплечий Илья в два ведра окатили его колодезной водой, Пахом поднес полотенце:

— Голова-то вся мокрая, княже.

— Нечто я гусак, сухим из воды выходить? — рассмеялся Зверев. — Через полчаса подходите, дядька, начнем нашим балетом заниматься. Как дьяк, уехал?

— А как же, Андрей Васильевич, еще с час назад с холопами в приказ отправился. Рази токмо в ферязь заместо шубы облачился. Жарко, обмолвился.

— Так лето же на дворе, — прищурился на солнце князь. — А боярин Кошкин молодец, крепкий мужик. Как он после таких пиров вообще поднимается — ума не приложу! Да еще и на службу едет.

— Тебе помочь, княже?

— Сам…

Князь вернулся к себе в светелку, влез в полотняную рубаху, сверху застегнул поддоспешник, надел байдану, поверх нее — в очередной раз отремонтированный Пахомом куяк, опоясался саблей, опустил в рукав свой любимый кистень, подобрал прислоненный в углу щит. Трехпудовая тяжесть брони и оружия навалилась на плечи, прижимая воина к земле — но Андрей не поддался искушению скинуть лишнее железо, потренироваться налегке. Коли к доспеху не привыкнешь — в сече он тебя не спасет, а погубит. Высосет все силы до капельки — с первым же врагом управиться не успеешь. Зверев повел плечами, давая железу улечься на теле, несколько раз подпрыгнул и решительно вышел из комнаты.