Всадники Темного (СИ)

Реакция, к его удивлению, была не оригинальной, но нестандартной. Резко развернувшись на одном месте, Шутур зашипел, бледнея:

— Еще раз повторяю, не твое дело. Не лезь, если хочешь живым остаться.

Ашту глядел в спину удаляющегося демона и посвистывал, сложив губы трубочкой, такое поведение рогатого, плохой знак. Немного постояв так погрузившись в свои мысли, он качнулся пару раз с носка на пятку и побрел куда собирался. Над поведением демона он подумает позже.

«Не ставишь ни во что других Всадников, похоже, ты Несущий боль уже чувствуешь себя победителем. Это хорошо, это правильно, чем ты самоувереннее, тем легче тобой управлять».

— Два дня! Два долбанных дня ты не вылезаешь из седла, — Анвар, шатаясь в такт шагу лошади, ругал сам себя устав от лесной тишины, наполненной только птичьим гамом. Первый день он гнал на пределе возможностей как своих, так и лошадиных, порадовавшись, что Сауле оставила ему свою. Только вот, как она без лошади умудряется ускользать от него? Медальон разрядился и бесполезным грузом валялся в сумке, ожидая момента, когда Анвар найдет либо мага и заправит его, либо собственно наложницу, и тогда он уже не понадобится.

Такое рвение объяснялось довольно просто, пускай и весьма неприятно для самолюбия Всадника. Столкнувшись с местными жителями, Анвар вдруг задумался, что будет с неприспособленной к битвам девушкой и представшая картина ему очень не понравилась.

— Сколько можно? Мать твою, сколько еще ты будешь изматывать себя? — стоило замолчать, как сон наваливался, увлекая Всадника в давно непосещаемые дали.

Резкий крик вырвал его из дремы, едва не скинув с седла.

— Что за? — следом за криком Анвару удалось разобрать и другие звуки, означавшие близость людей. Многочисленные разговоры, смех, ржание лошадей. Еще через десяток минут перед уставшим взором Всадника предстала картина, способная вогнать большую часть населения, что Светлой империи, что Темной в гнев, а то и в неконтролируемую ярость.

Кочевники.

Их не любили нигде. Их презирали и ненавидели. Гнали отовсюду, считая, чем-то вроде скота, а они не унывали, тягались по всем землям, раздражая беспечным видом честных граждан.

Усталость взяла свое и, поколебавшись, Анвар направил коня к главному костру, горевшему между поставленных полукругом кибиток.

В отличие от Светлых и Темных, несмотря на их отношение, кочевники никогда не отказывали в помощи нуждавшимся, и среди них точно можно было отдохнуть спокойно, не опасаясь за свою жизнь и имущество.

— Матушка! Матушка Береника.

— Ну что ты орешь, шебутная, что случилось? — Береника выступила из-за своей кибитки и едва не была снесена бежавшей к ней Сауле, испуганной, но при этом какой-то возбужденно-взволнованной.

От главного костра разнеслись детские крики:

— Тан, тан.

— Опять гость, не из-за него ль ты такая взвинченная? — прищурив глаза, спросила старуха Сауле.

— Да, матушка, это он, Анвар, — сдавать Всадника Сауле не хотелось, но что делать, она не знала, выходить к Несущему смерть было страшно.

— В вардо иди, и пока я не позову не вылазь, — распорядилась старуха, и больше не обращая на нее внимания, подозвала к себе Марти, ее дочь и главную среди женщин табора, после матери, конечно.

Похлопав глазами на женщин, Сауле подскочила зайцем и нырнула в недра фургона.

Анвар уныло сидел на бревне в стороне от костра. Его раздражали эти люди. Визгливые, бегающие повсюду дети. Излишне веселые, в ярких нарядах, женщины, танцующие сейчас у костра под громкую, пускай и ритмичную музыку, извлекаемую такими же жизнерадостными, смуглыми мужчинами из изобретенных этим народом инструментов — гитар. Анвара раздражал шум табора, запах пищи и ржание лошадей, но он слишком устал. Ему нужен был отдых, а сделать это безопасно в светлых землях для него, можно только, не попадаясь людям на глаза — но тогда оставался риск не проснуться, либо затерявшись среди людей. Этот пестрый табор подходил для этого как нельзя лучше, тем более что и родословную они не спрашивали.

На особо громком взрыве веселья у костра, Анвар раздраженно раздавил ползущего мимо, черного, отливающего в синеву жука. Таким нехитрым образом вымещая скопившуюся злость.

— Зря ты так, — укоризненно произнес дребезжащий старческий голос, и из-за ближайшего фургона вышла сморщенная, сухая старушка. Лицо ее, покрытое возрастными пятнами, вызывало отвращение, а вот глаза, пускай выцветшие, настораживали, глядя на Всадника пытливо и как-то свысока. — Он ведь тебе ничего не сделал.

— Это неважно, он оказался не в том месте и не в то время, — недовольный повышенным вниманием буркнул Анвар.

Хмыкнув, старушка без спроса села рядом со Всадником и, что его особенно возмутило, схватила за руку, уставившись на ладонь.

— Давай-ка я погадаю тебе, милок.

— Не надо, — зло рванул руку Анвар, но не тут-то было, старушечьи пальцы держали цепко и крепко.

Ничего говорить Всаднику старушка не стала, только провела несколько раз сухонькими пальцами по его ладони и так же резко отпустила, вперив в лицо тяжелый, мрачный взгляд.