Всадники ветра (Двойники)

— Я знаю, что мне грозит расстрел, — слабым голосом сказал Добротворский, сдерживая нервную дрожь губ. — Я знаю, что виноват перед властью. Но прошу отложить на неделю исполнение смертного приговора. Я заканчиваю последние чертежи реактивной ракеты, вполне осуществимой в наших условиях. После их окончания… — у профессора перехватило дыхание. Он закрыл лицо руками…

Автор должен отметить, что недельного срока далеко не хватило для окончания работ. В камере одиночного заключения скромный сын науки уже много месяцев делает все новые и новые схемы. И, кажется, до сих пор реактивная ракета остается делом далекого будущего. Автор боится, что и к концу наказания — трехгодичного заключения, к которому был приговорен Добротворский — его работа останется на той же, прежней степени развития.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

О том, как взлетела эскадрилья «Ленин»

— На этой машине должен был взлететь Иванов, — сказал Мак сидящему рядом Фенину.

Они находились внутри ограды аэродрома, в первых рядах наскоро сколоченных скамей для зрителей. Перед их глазами, далеко на ровной темной площади выстроился ряд новых машин с копошащимися около людьми. Одна за другой, медленно и плавно, сверкая пропеллерами в утреннем солнце, поднимались в высь распластанные птицы — самолеты новой эскадрильи.

Летнее блестящее небо неподвижно гремело мерным боем мощных моторов. Самолеты взбирались выше и выше, выстраивались один подле другого, составляли какой-то сложный узор.

— Слушайте, Фенин, — нервно опустил Мак здоровую руку на плечо маленького техника, — честное слово, я считаю, что этот Иванов замечательный человек. Он герой, герой в подлинном смысле слова. Такая выдержка, такая сила характера! Смотрите, после всех этих ночных передряг, после воздушного боя он находит силу подниматься для таких сложных полетов! Я удивляюсь ему! Это человек без нервов, Фенин! — восторженно докончил Мак.

Фенин задумчиво смотрел в рокочущее небо.

Уже все самолеты — три десятка сияющих новизной, стройных аппаратов — сверкали и передвигались в бесконечной синей пустыне. Фенин перевел глаза на Мака.

— Иванов совсем не герой! — медленно и задумчиво сказал Фенин, — то есть, если хотите, герой, но герой в новом, далеко не в прежнем смысле слова. К примеру сказать — вот мы видели его садящимся внутрь, видели, на какой машине он поднялся. А теперь… теперь он один из многих, безымянный всадник самолета, там, высоко наверху. Так примерно и в жизни…

Фенин помолчал.

— Смотрите, — заговорил он снова, — конечно, Иванов ловко прошел всю историю, проявил себя с исключительно хорошей стороны. Но это только случай, слепой, неверный случай, что он, а не кто-нибудь другой оказался похожим на того, убитого утром! Если б судьба — по старому миру выражаясь — взяла в переплет другого кого, — другой поступил бы на месте Иванова так же — более-менее удачно, конечно. Нет, вы совсем не правы, товарищ — Иванов не герой, Иванов только представитель нашего класса — крепкого, пришедшего к власти, закаленного в боях пролетариата!

Его слова прервал восторженный гул и рукоплескания пестрой толпы — людей, сидящих за их спиной, плотным слоем столпившихся вокруг ограды. Все эти люди устремляли вверх светлые пятна восторженных лиц. Фенин и Мак взглянули тоже.

Уверенно режущая воздух эскадрилья выстроилась в четкую фигуру. Самолеты медленно летели над толпой, как бы вбирая в себя мысли и чаяния всех этих стоящих внизу. В строгом порядке, вытягиваясь в кривые линии, изменяя местоположение, они буква за буквой составляли огромное, выступающее на небесном фоне, слово. И это слово было — ЛЕНИН — гордое название первой оригинальной боевой эскадрильи СССР.

Призывный рев громкоговорителя, установленного в центре аэродрома, перенес общее внимание сюда.

Из черного рупора рвались отрывистые, гулкие слова речи. С деревянной, украшенной красным трибуны говорил маленький рабочий — один из членов ЦИК’а, прибывший на торжество из Москвы.

— Товарищи, — хрипло выкрикивал усилитель, — мы присутствуем на большом торжестве — торжестве демонстрации мощи и величия нашего воздушного флота. Этот праздник чуть было не омрачило покушение фашистов — благодаря усилиям некоторых товарищей, контрреволюционная попытка пресечена в корне. И теперь — перед лицом этой стаи красных орлов, одной из многих стай нашей республики, я говорю: наш воздушный флот — залог победы трудящихся всего мира. Товарищи, будем строить этот флот — лучшее орудие борьбы и лучшее средство сообщения!

Высоко над головами собравшихся быстро перестраивались самолеты. Вот один стал медленно обходить другие, вот целая линия изогнулась в причудливый узор. На голубом, сверкающем небе буква за буквой появилось и снова исчезло одно многозначительное слово: «АВИАХИМ».

Об авторе

Николай Николаевич Панов, будущий «Дир Туманный», родился в 1903 г. в Козельске в семье податного инспектора. Окончил Московский институт журналистики (1922), факультет права МГУ (1928).