– Вы к кому приехали-то? К этим шаболдам, что ли?
– И кого же вы называете этим чудесным словом?
– Ну, кого? Вальку со Светкой, конечно! Мама с дочкой, две алкашки и <жрицы любви>! На кой черт им скорая-то потребовалась? Обе здоровые, как кобылы! Всю ночь сегодня гуливанили, а с утра пораньше умотали куда-то.
Все понятно. Вот он, классический ложный вызов. И, само собой разумеется, что его автора никто искать не будет.
Дали дежурство на угрозе теракта. Опять школу «заминировали». Да, именно «опять». Вчера и позавчера три школы эвакуировали. И ведь такое не только в нашем городе, а чуть ли не по всей стране творится. Прямо эпидемия какая-то. И почему-то думается, что тут не школяры развлекаются, а кто-то посерьезнее действует. Искренне надеюсь, что найдут моральных уродов, накажут образцово-показательно и причиненный ущерб взыщут. Ну что, постояли полчасика, а потом благополучно отпустили нас. До следующего раза.
Следующим вызовом был психоз у женщины пятидесяти восьми лет. Только подъехали к «хрущевке», как к нам подошла озябшая женщина средних лет и возмущенно сказала:
– Здравствуйте! Я – ее сноха. Она мне позвонила сегодня утром и говорит, мол, у нее в стиральной машине черт завелся. Допилась, тварина! Она же пьет, как лошадь, вообще не просыхаючи! Уж раз десять, наверное, лечилась! Сколько денег мы переплатили, а все без толку!
Больная, женщина весьма потрепанного вида, с плохо осветленными волосами, была радостно-возбужденной.
– О, здрас-с-сьте! Вы кто, врачи, что ли?
– Да, как видите. Пойдемте, присядем, побеседуем.
– Да зачем беседовать-то, пойдемте на кухню, я вам чего покажу! Вы такого никогда не видели!
Что ж делать, пришли.
– Вот, смотрите! – торжественно сказала она, показывая на стиральную машинку с открытой дверцей. – Видите?
– Видим белье какое-то разноцветное. И чем же вы нас хотели удивить?
– Да при чем здесь белье-то?! Вы посмотрите, как следует, вон, черт там сидит! Че ты меня передразниваешь-то, ты, урод рогатый?! Ща, погоди, ща тебя достанут, сволочугу! Нет, а че ты мне свой член-то показываешь, ты <обнаглел>, что ли?! Я себя не на помойке нашла, чтобы таким, как ты, давать! Ты сначала, рожу свою умой, падаль! Ага! Да! Хватит уже кривляться-то!
– Ну что ж вы так грубо-то? А может, у него к вам искренние чувства?
– Да пошел он на фиг со своими чувствами!
– Алла Дмитриевна, давайте немного отвлечемся от чертей…
– Ща, погоди, погоди. Н-н-на, <гомосексуалистище>! – и больная с силой пихнула ногой в нутро стиральной машины.
– Так, все, хватит! Вы последний раз когда выпивали?
– Сегодня утром. У меня оставалось чутка от вчерашнего. Грамм сто, не больше. Я же сначала думала, что глюки у меня. Дай-ка, думаю, похмелюсь, может, пройдет? Ну и что, выпила, а ничего не прошло. Значит, точно не глюки. Так вы же и сами его видели! Вам что, получается, тоже мерещится?
– Видели-не видели, а в больницу поехать вам все равно придется.
– Да-а-а?! Во-о-он вы чего захотели, оказывается?! Вы, как в тридцать седьмом, что ли, на «воронке» меня увезти хотите?! Может, уж и расстреляете сразу?!
– Алла Дмитриевна, да никто вас не собирается расстреливать. При чем здесь тридцать седьмой?
– На… ты их вызвала, <самка собаки>?! Как тебе не стыдно, тварь?! Ты и Андрюшку-то против меня настроила, теперь и он в твою дудку дует! Я знаю, вы уже все продумали, вам квартира моя нужна! Меня упечете, а сами тут хозяйничать будете?! – ополчилась она на сноху.
– Алла Дмитриевна, хватит, успокойтесь, пожалуйста! Давайте, одевайтесь и поехали! В больницу вы поедете в любом случае. Сколько можно повторять-то?
– Да поедем, поедем! Что я, с вами, троими мужиками, драться буду, что ли? Знаю я, чем вы занимаетесь! Вы квартиры у людей отнимаете! Вот только со мной вы прокололись, не на ту напали! Я вас всех пересажаю! Вы еще в ногах у меня будете валяться!
Эх, если б исполнялись все угрозы наказанием, то нас бы давно уже к пожизненному расстрелу приговорили. А что касается чертей, то больные их сейчас нечасто видят.
Можно бы и пообедать, а то на желудке как-то пусто и неуютно. Но нет, еще вызов дали. Поедем к пьяному телу мужского пола, которое возле магазина лежать изволит.
Небритый мужичонка с опухшим лицом, одетый в грязно-серую потрепанную куртку, не лежал. Он сидел на корточках и вел монолог на своем родном, алкоголическом языке. Мои Гера с Толей подняли его и с грехом пополам в машину завели.
– Здравствуй, уважаемый! Как тебя зовут-то? – предпринял я попытку наладить речевой контакт. Но безуспешно. Ответом было лишь неразборчивое бормотание и непонятные знаки руками. Все понятно. Глухонемой мальчик объяснил жестами, что его зовут Хуан. В общем, спрашивать его о чем-то было совершенно бесполезно. Так и свезли в вытрезвитель[18]
как неизвестного.