Все будет хорошо

— Я ставила. Анализы ей у нас делали, конечно. Что ты кричишь? Скажи наконец, что случилось?

— Анна, я не хочу с тобой ссориться, но результаты нашей с тобой совместной деятельности, как говорится, хреновые.

— Да что случилось?! — Теряя терпение, она повысила голос, уже не заботясь о том, чтобы не быть подслушанной. Впрочем, окна во всех кабинетах, по случаю внезапного похолодания, были закрыты.

— Ты мне скажи, это точно ваша лаборатория делала?

— Точно. Что ты из меня душу тянешь? Что случилось?

— Анечка, у Кузнецовой нет никакой злокачественной опухоли. Нет и не было. А мы ей все убрали. И начали вводить препараты. Я сегодня взял гистологию — мама родная! Не подтвердился твой диагноз, Анечка. А мы ее искалечили! С ее фибромиомой она могла бы жить спокойно, детей рожать…

— А анализы? Анализы! Я что, сама их делала? Я что, лаборатории не должна доверять? Ты анализы ее видел?

— Да видел, видел! Потому и взял так срочно. Но мы тоже сделали все анализы — можно сказать, на автомате. Они сейчас у меня на столе. И знаешь, они у нее совершенно нормальные. Блестящие, можно сказать, анализы. Я только хочу знать, куда вы все смотрели? Что у вас за бардак? Кто их делал? И как теперь эти анализы с теми? Рядом в истории? Как ты думаешь, хорошо будут смотреться?

— А ты куда смотрел?! — с внезапно нахлынувшей злобой Анна Сергеевна перебила Емца. — Куда ты смотрел, Игорь? Ты что, перед операцией их не видел? Что ты меня обвиняешь? Да я никогда бы…

— Извини, Аня. — Тяжелый вздох, пауза. — Извини… Да, конечно. Ты бы никогда. Я сам во всем виноват. Только вот результаты были готовы уже после операции. Я, знаешь ли, привык доверять вашей лаборатории'. Сколько лет мы уже вместе…

— Да, сколько лет вместе! — Анна Сергеевна криво усмехнулась. — Игорь, возьми себя в руки. Повторную гистологию пускай сделают. Может, путаница какая-то.

— Уже сделали. И вот еще — я тут подумал, может, у тебя две Кузнецовых? Ты проверь. Фамилия-то ведь распространенная.

— И проверять не надо. Кузнецова у меня одна. Я всех своих больных, Игорь, хорошо помню. Амнезией пока не страдаю. В лаборатории только могли напутать. Но как? Пойми, я ведь не могу пойти сейчас в картотеку и искать у всех врачей всех Кузнецовых.

— Почему? Аня, а если еще одна такая Нина Кузнецова всплывет? У которой по анализам вроде бы все в порядке? А на самом деле? Что будет? Ты подумала? А если эта Кузнецова на нас в суд подаст? Я ведь ей сказать должен! Как я ей буду объяснять? А если и та Кузнецова…

— Игорь, что ты от меня хочешь? — устало перебила его Анна Сергеевна. — Я тебе скажу, она от счастья плакать будет, когда узнает, что у нее все в порядке. И объяснять ничего не понадобится. Знаешь, у таких больных безгранична вера в чудо… Внезапный стресс… В любой околонаучной газете, которые у вас в больнице на любой тумбочке пачками валяются, найдется куча объяснений. И вообще, Игорь, мне нужно на прием идти и трубка вот-вот сядет. Ты позвони мне домой вечером, я все-таки посмотрю в регистратуре. Все, пока. — Лерман нажала на отбой. Но в кабинет она сразу не вернулась, а задумчиво стояла на крыльце, машинально вертя в руках телефонную трубку и не замечая того, что давно уже продрогли ноги в тонких изящных туфельках и холодный ветер то и дело вздымает полы халата. Кузнецова… Самая распространенная фамилия в мире. Кузнецова, Ковалева, Коваленко… Наверняка и в других странах тоже — Смит, Шмидт… Да, некрасивая история. Если эта Кузнецова и впрямь обратится в суд? Да еще заявит, что с нее взяли деньги за операцию? «Не заявит, — вдруг цинично подумала она, — не заявит. Она еще нам спасибо скажет».

— Ну давай, давай, докладывай. — Подполковник откинулся в кресле так, что то жалобно визгнуло, и пошевелил бровями. Катя Скрипковская, пряча улыбку, сделала вид, что ищет что-то в своих записях. Она вспомнила, как Бухин рассказал ей, почему Бармалея так прозвали. Сначала она думала, что это по отчеству: Варфоломеич — Бармалеич — Бармалей. Логическая цепочка получалась где-то даже красивая. И только позавчера от Сашки она узнала, как подполковник Степан Варфоломеич Шатлыгин, тогда еще майор, получил это приклеившееся навсегда прозвище. Над этой историей в свое время потешалось все Управление. Дело было под Новый год. В ведомственный детский сад на утренник, как всегда, требовались Дед Мороз и Снегурочка. Обычно их играли свои — благо талантами Управление Бог не обидел. Снегурочку нашли сразу — молоденькую стажерку с длинной светло-русой косой; а вот Деда Мороза жена Степана Варфоломеича, которая работала в том же детском саду музруком, предложила сыграть ему.

— Степа, мы с тобой дома не спеша все выучим, костюм на тебя подгоним, и будет прекрасный Дед Мороз! — уговаривала она мужа.

— Да некогда мне, Верусь, — отнекивался он. — Конец года, отчеты нужно писать, работы валом! И вообще, что — кроме меня, некому?