Все будет хорошо

Старик, который и до этого улыбался, тут совсем расцвел.

— Бермуды. Бермуды, — подтвердил он и быстро-быстро заговорил по-узбекски. То ли речь его была слишком быстрой и невнятной, то ли акцент непривычный, но Эркин понял лишь, что старик любит науку и много читает. В подтверждение Бободжан-ата достал толстую пачку журналов «Фан ва турмуш» с закладками.

Переход к цели приезда был естественным, и Эркин сказал, что ему и его жене Дильбар поручено проверить сообщение о неопознанном летающем объекте. Бободжан-ата так сразу и подумал и заговорил еще быстрее и невнятнее. Попадались слова и целые обороты, которые Эркин или вовсе не знал, или не мог вспомнить их значения.

Диля слушала с интересом. Она любила этот язык, отличающийся от нынешнего газетного и литературного. Точно так говорила ее бабушка, знаменитая на всю махаллю отын-ойе — учительница.

Хозяйка внесла блюдо с фруктами, и старик стал говорить, что виденный им предмет был не такой, как этот ляган, а узкий, длинный. При этом он не только улыбался, но и хихикал. А в ответ на какой-то вопрос Дили радостно захохотал. Продолжая смеяться, старик заговорил вовсе непонятно.

Эркину старик нравился все меньше: никакой учтивости, никакого величия. Правда, постепенно Бободжан-ата успокаивался и, когда вспомнил, наконец, о ритуале, то и вовсе вошел в норму, и слова потекли сплошь понятные, обычные, те, что говорят за едой. Так же понятно он объяснил, что идти на то место, где он увидел светящийся предмет, лучше вечером, когда будут видны звезды, особенно Меркурий.

— Мы поедем на машине, — сказал Эркин.

— Нет, — возразил старик. — Не надо. Машину поставьте во двор. Мы пойдем пешком, это триста пятьдесят, триста шестьдесят шагов не по дороге, а чуть в сторону по тропке. Я нарочно сосчитал шаги. Там камень круглый и два куста шиповника.

Эркин загнал машину, принес в дом угощения из багажника и бутылку шампанского с ободранным серебром на горлышке. По телевизору передавали балетный спектакль на музыку известного азербайджанского композитора, на столе стояло блюдо с пловом.

Выпить Бободжан-ата не отказался и очень хвалил вино, говорил, что первый раз пил такое в Вене.

— Где? — переспросил Эркин.

— Город есть около Германии. Мы его освободили, и русские ребята достали много таких бутылок. Потом нас чуть под трибунал не отдали. Я командиром орудия был, весь расчет пьяный, и я больше всех. Вот там я впервые и увидел такой ляган, который в прошлом месяце летел по небу. Узкий, длинный. Оказывается, для рыбы. У них рыбу не кусками жарят, а целиком подают.

— Вы воевали? — удивился Эркин.

— Воевал. Когда моя Кумри третьего родила, на другой день война началась, а мне повестку на шестой день принесли. Я пастухом был, думал, и на фронте лошадь дадут.

— У вас, наверное, наград много?

Старичок засмеялся, махнул рукой.

— Были. Орден Красной Звезды и две медали. Теперь нет.

То, что старик рассказал дальше, вызвало недоверие Эркина. Смешок, сопровождавший этот рассказ, добавлял сомнений. Постепенно Эркин стал догадываться, в чем состояла для него сложность стариковской речи. Кроме старинных узбекских выражений, в ней встречались арабские и таджикские слова и сильно искаженные русские.

Дильбар понимала старика прекрасно и постепенно стала смеяться так, как смеются на выступлениях Райкина или Хазанова. И старушка тоже смеялась, прикрывая совершенно беззубый рот краем платка.

Она глядела на мужа любовно, с молодым восхищением.

Детали рассказа ускользали от Эркина, но главное состояло в том, что у старшины Батырбекова, возвращавшегося с фронта, в бане в Москве украли гимнастерку с наградами и всеми документами.

«Не может быть, чтобы человек, прошедший четыре фронтовых года бок о бок с русскими бойцами, вовсе не говорил теперь по-русски, — думал Эркин. — Не может быть, чтобы человек так легкомысленно относился к утрате наград, если они у него действительно были».

Стемнело быстро.

Эркин встал и спросил про тропу, про камень и кусты шиповника.

— Сейчас еще рано, — сказал Бободжан-ата. — Я возвращался в одиннадцать часов. Я барана искал. Видели, какой у нас баран? Если убежит, долго ловить надо. Не торопитесь, вместе пойдем, посмотрим «Новости» и вместе пойдем.

— Если можно, мы пойдем сейчас, погуляем, а вы потом приходите. — Эркин заявил это достаточно твердо, и старик согласился, посоветовал только одеться потеплее, потому что холодно.

Молодые люди достали из машины стеганые куртки, Диля повязала платок.

Кумри-буви показалась из хлева с подойником.

— Доченька, — сказала она Диле, — я тебе с собой постелила. Если поздно вернетесь, прямо ко мне иди. А Эркинджан пусть в гостевой спит.

Ночь была тихой, лунный свет делал горы сказочными, холодными, кишлак внизу светился лишь тремя или четырьмя окнами. Сверху бросалось в глаза, что над каждым домом торчит телевизионная антенна.

— Мы с тобой стали жертвами плодов просвещения, — Эркин шел впереди. — Фантазия у старика богатая, журналы читает, телевизор у него не выключается. Чего стоит один только рассказ про украденные ордена.