Все будет хорошо

— Понятно, — сказала Дильбар. Она собрала посуду и стала мыть ее в речке. Эта работа, свежесть горной воды и красота ущелья вернули ей спокойствие. В конце концов, ничего плохого не произошло и не произойдет, а Эркин потому так противен, что очень похож на ее бывшего жениха. Их вообще много развелось — этих благополучных мальчиков с машинами, купленными родителями, с диссертациями, сделанными руководителями. Ее жених был этой же масти. И «Жигули» у него были, только другой модели. Жениха звали Анвар. Он был уверен, что скоро сменит машину и у него тоже будет «люкс». Бывшего своего жениха Дильбар про себя чаще называла не по имени, а — «жених». У них была общая родня в Самарканде, родня и сосватала. Вначале шло как положено, скромные визиты, вместе ходили в театр, прорывались на закрытые просмотры в Дом кино. Он знал, что модно, как об этом следует говорить: Феллини, Антониони, Бергман. А однажды Диля узнала от подруг, что у ее жениха есть девушка, очень красивая, русская, чуть его постарше, даже дом ее показали. Звали ее Лариса, жила она на Чиланзаре в однокомнатной квартире. Сначала Дильбар не поверила, рассказала об этом старшей сестре Анвара, женщине трезвого ума, разведенной и бездетной. Сестру звали Мухаббат, в доме сокращенно — Мухой.

— Не обращай внимания, — сказала Муха. — Он же не мальчик, ему надо. А тебя он любит и бережет.

Почему-то особенно неприятно было это «любит и бережет». С женихом Дильбар про это не говорила, но и Муха, видимо, ничего не сказала брату. А может, сказала, потому что он стал еще внимательней.

Эркин опять включил Высоцкого. Настойчивость его превращалась в примитивность.

У таукитян

Вся внешность обман,

Тут с ними нельзя состязаться:

То явятся, то растворятся.

Нет, эта песня не была лучшей у Высоцкого, решила Дильбар и тут же услышала противоположную оценку Эркина.

— Обрати внимание:

Я таукитянку схватил за грудки,

А ну, говорю, признавайся!

А та мне — уйди, мол, мы впереди,

Не хочем с мужчинами знаться,

А будем теперь почковаться…

Лариса умерла за две недели до свадьбы. Дильбар сказали, что это самоубийство. Просто подошла на улице какая-то девушка и сказала: из-за вас один человек умер.

Она сразу поняла, о ком речь, и пошла к дому, где жила Лариса. На лавочке сидели старухи, и Дильбар, сама не зная, откуда взялась у нее смелость, спросила:

— Скажите, пожалуйста, это правда, что Лариса умерла?

— Неделю уж. Или поболее, — сказала старуха в грязном коричневом фартуке, с тазиком: вишни на коленях и с шпилькой в руке. Шпилькой она ловко извлекала косточки.

— Отравилась?

— Зачем отравилась, — сказала старуха равнодушно. — От аборту. У нее месяца четыре было, уже заметно. Наверно, оставить сперва хотела, чтобы парня удержать. У нее парень был богатый, с машиной. Кольца ей дарил, серьги. Вот она и надеялась.

Дильбар шла с Чиланзара до Комсомольского озера пешком, только там взяла такси и в тот же вечер сказала матери, что свадьбы не будет, чтобы Анвара в дом не пускали.

Эркин сменил кассету, теперь это был ансамбль «АББА».

— Ты почему не женишься? — неожиданно на «ты» спросила она Эркина.

— Тебя ждал, — сказал Эркин.

— Понятно.

Азим Рахимович не собирался заниматься административной работой, институт он принял из чувства долга, про себя решив, что лучше него и в самом деле кандидатуры не найти. Вероятно, с большой пользой для чистой науки он мог бы продолжить свои исследования в каком-то всесоюзном центре, где отлаженный коллектив, хорошая база. В последнее время он занимался новыми для себя направлениями, а собственная докторская диссертация, не говоря уже о старой кандидатской, выглядела в его глазах не более чем характеристикой возможностей и научного кругозора. На новом месте его привлекала не столько возможность вернуть долг родной республике в воспитании кадров, сколько желание связать свои теоретические достижения с практикой, даже конкретнее — с производством. Где, как не в солнечном Узбекистане, следует развивать солнечную энергетику. Именно с помощью солнца решил он построить серию установок для производства чистых металлов. В Москве на самом высоком уровне его поддержали, обещали выделить средства, выражающиеся не только во многих миллионах рублей, но и в определении весьма солидных материальных фондов и круга строительных организаций. Ответственность на него ложилась небывалая, но он, по правде сказать, меньше всего думал об ответственности. Он думал о самом деле.