Все было нормально

И десяти лет не прошло, как всем стало ясно, что Эмилия со своим точеным станом, рыжими как тёмное золото или летний закат волнами волос, ниспадавшими чуть ли не до пояса, длинными и густыми ресницами, прячущими завораживающий взгляд ярко-зелёных глаз, и кроткая доверчивая улыбка – как всё это выгодно отличало её от остальных девушек городка! И самое строгое жюри конкурса красоты самого высокого уровня единогласно присудили бы ей бриллиантовую корону победительницы, если бы не, но… В прекрасном девичьем теле жило горе, что поселила там нелепая медицинская ошибка. И ещё, чем заметнее становилась красота Эмилии, тем плотнее сгущалась вокруг неё, возможно и неосознанная, серая зависть женской половины городка.

Круглой сиротой Эмилия стала в семнадцать лет. Что было делать бедняжке? Хотя училась Эмилия замечательно, но каких же мук, физических и душевных, стоило ей посещение школы в её маленьком городке! Школу она закончила; учиться дальше – для этого надо было ехать в другой, большой и чужой город. Но как там жить – девушка не представляла. Так и осталась она в крохотном деревянном домике у Крепости. Историю Крепости она знала отлично. Конечно, ходить с толпой туристов ей было тяжеловато. Но, несмотря ни на что, родные камни словно окрыляли больную, и она, внешне без особого труда, словно птица, порхала по крутым ступеням.

Эмилия любила устраиваться на самой верхней площадке смотровой башни. Здесь она плела из бисера сувениры, которые тут же и продавала. А ещё рассказывала предания, да так, что посетители, умолкая, всегда внимали красавице. Умела Эмилия и такое, во что трудно было поверить не увидев воочию. Смотровую башню с площадкой окружала спираль серо-бежевой стены, высотой в своей нижней части не более полуметра, и полутораметровой толщины. Выше, к площадке, стена взлетала на тринадцатиметровую высоту, а её ширина сжималась до полуметра, если не меньше. С детства Эмилия любила запрыгивать на эту стену, и по ней подниматься к площадке. Туристы же поднимались на площадку по нестираемым ступеням внутренней винтовой лестницы в самой башне. Ни в одной из сохранившихся крепостей не было даже близко похожего на такое сооружение. Чему служило в давние времена то, что сейчас воспринималось как смотровая башня, её площадка и стена? Над этим никто не задумывался.

Тело Эмилии, которому не дано было держать баланс, здесь, на стене, распрямлялось. Горделиво поднималась рыжая головка, волны золотых волос плясали по спине. Казалось, что сама жар-птица, легко вспорхнув вдоль стены, взлетала на площадку под возгласы восторженного упоения и восхищения. А другие так не могли, да и не смели. Голова начинала кружиться, стоило хоть слегка перегнуться через медную отполированную ладонями (туристов ли только?) ограду, окружавшую периметр площадки.

Возвращалась Эмилия с площадки тоже по спирали стены. Но, как только Эмилия покидала стену, к ней вновь возвращались передергивающие всё тело судороги. Проводив туристов, она возвращалась на свою площадку и принималась за очередную поделку.

Так прошёл год, другой. Эмилия так и жила в своём домике у Крепости одна. Без какой-либо своей инициативы и желания стала местной знаменитостью. Возможно, как неотъемлемая частица Крепости. Нельзя сказать, что она была постоянно в центре внимания. Но про неё обязательно вспоминали собравшиеся посудачить городские тётушки, когда прочие темы для разговоров были исчерпаны.

Обычно происходило это так. Обсудив работу, мужей, соседей, похвалив пироги соленья, женщины замолкали. Паузу глубоким вздохом прерывала самая сентиментальная:

– А знаете, девочки, я недавно встретила Эмилию.…

– Да? – тут же оживлялись прочие, радуясь возможности помусолить судьбу несчастной, – и как она?

– Да все также, шатается. Неужто вылечить это нельзя?

Дамы задумывались.

– Ну если уж столько лет… Ведь с рождения. Патология, знать.