Все, чего я не сказала

Лидия сняла носки, запихала в туфли и села на краю причала рядом с Нэтом, болтая ногами. Кто-то забыл здесь Барби, голую, грязную и однорукую. Нэт отодрал ей оставшуюся руку и зашвырнул в воду. Потом ногу – нога держалась крепче. Лидия заерзала:

– Пошли домой.

– Скоро пойдем.

Под его руками голова у Барби повернулась, и лицо оказалось со спины.

– Нас наругают. – Лидия потянулась за носком.

Другая нога никак от Барби не отдиралась, и Нэт напустился на сестру. Его вело, равновесие ускользало, будто мир наклонили набок. Нэт и сам не понял, как это вышло, но все вдруг перекосилось, словно качели-доска, где сидят кто-то маленький и кто-то большой. Всё на свете – и мать, и отец, и даже сам Нэт – заскользило к Лидии. Это как гравитация – сопротивляться бесполезно. Все вращалось вокруг нее.

Впоследствии Нэт так и не разобрался, что он сказал тогда, что подумал, что лишь почувствовал. До конца жизни будет сомневаться, сказал ли хоть что-нибудь. А точно запомнит лишь одно: он столкнул Лидию в воду.

В воспоминаниях этот миг будет длиться вечно – в кадре Нэт, от всего мира отчужденный, и Лидия, исчезающая под водой. На этом причале перед ним промелькнуло будущее: без Лидии он останется совсем один. А спустя еще миг он понял, что от этого ничего не изменится. Земля под ногами по-прежнему перекошена. Даже без Лидии мир не выровняется. Он, родители, все их жизни закружатся, устремятся в пустоту, где прежде была Лидия. Их затянет вакуум, что она оставит по себе.

И более того: коснувшись ее, он сообразил, что обманулся. Едва его ладони толкнули ее в плечи, едва над ее головой сомкнулась вода, Лидия вздохнула с невероятным облегчением – и вобрала в себя удушающую воду полной грудью. С такой готовностью покачнулась, упала так охотно, что оба они поняли: она тоже чувствует, что стала центром притяжения, – и не хочет им быть. Весь мир несется к ней, и этот груз для нее непосилен.

На самом же деле Нэт прыгнул в воду всего несколько секунд спустя. Нырнул, цапнул Лидию за локоть и, отчаянно брыкаясь, выволок на поверхность.

Ногами работай, прохрипел он. Ногами. Ногами.

Они добултыхались до отмели, где ноги нащупали песчаное дно, и рухнули на траву. Нэт выскреб ил из глаз. Лидию стошнило озерной водой. Минуту, две, три они валялись ничком, пытаясь отдышаться. Затем Нэт оттолкнулся от земли, а Лидия, к его удивлению, потянулась к нему. Не отпускай – вот что она хотела сказать, и в ошеломлении признательности Нэт дал ей руку.

Они молча поплелись домой, оставляя влажные следы на тротуаре. В доме стояла тишина – только храпела миссис Аллен да с одежды на линолеум капала вода. Их не было всего двадцать минут – а как будто годы миновали. Они на цыпочках взобрались по лестнице, спрятали мокрую одежду в корзину, переоделись в сухое, а когда вернулись родители с чемоданами и коробками книг, не сказали ни слова. Мать посетовала, что на полу лужи, а Нэт объяснил, что опрокинул стакан. Перед сном Нэт и Лидия по-товарищески чистили зубы над раковиной, сплевывали по очереди, пожелали друг другу спокойной ночи, будто вечер был как вечер. То, что случилось, было слишком огромно – никак об этом не поговорить. Будто пейзаж, что не разглядишь разом; будто ночное небо, что крутится и крутится, и кромок не найти. То, что случилось, так и останется слишком огромным. Нэт ее столкнул. А потом вытащил. На всю жизнь Лидия запомнит одно. На всю жизнь Нэт запомнит другое.

В последние августовские выходные Миддлвудская началка проводила пикник – добро пожаловать в школу. Мать прижимала ладонь к животу, где день ото дня тяжелела Ханна; отец на плечах нес Лидию через стоянку. После обеда были конкурсы: кто дальше запульнет пластмассовый бейсбольный мяч, кто забросит в кофейную банку больше мячиков с песком, кто угадает, сколько желейных конфет в галлонной стеклянной банке для огурцов. Нэт и Джеймс вместе с другими отцами и сыновьями поучаствовали в гонках с яйцом – бегали, держа в ложках сырые яйца, точно жертвоприношения. Почти добежали до финиша, но Нэт споткнулся и свое яйцо уронил. Первыми пришли Майлз Фуллер с отцом, и директриса миссис Хьюгард вручила им синюю ленточку.

– Ничего, – сказал Джеймс, и на миг Нэту полегчало. Затем отец прибавил: – Вот будь у них конкурс на чтение с утра до ночи…

Уже с месяц он подпускал такие вот шпильки: якобы шутки, но ничего смешного. Всякий раз, слыша собственный голос, Джеймс прикусывал язык – и всякий раз слишком поздно. Сам не понимал, чего ему неймется, ибо тут требовалось иное, крайне болезненное осознание: с каждым днем Нэт все больше напоминал Джеймса в детстве, напоминал все то, что Джеймс хотел забыть. Он только замечал, что это уже рефлекс, и от этого жег стыд, и Джеймс прятал глаза. Нэт опустил взгляд – яйцо разбилось, меж травинок утекал желток. Лидия слегка улыбнулась брату, и тот кроссовкой втоптал скорлупу в землю. И сплюнул под ноги, когда отец отвернулся.