Все, чего я не сказала

Джек прав: она годами боялась и уже забыла, каково это – не бояться; не бояться, что однажды мать вновь исчезнет, отец надломится, семья снова рухнет. С того самого лета семья стояла на ногах шатко, будто балансировала над обрывом. До того Лидия не сознавала, сколь непрочно счастье: его можно опрокинуть и разбить одним неосторожным жестом. Все, чего хочет мама, пообещала она тогда.

Только бы мама осталась. Вот до чего ей было страшно.

И всякий раз, когда мать спрашивала: «Хочешь?..» – Лидия отвечала да. Она знала, о чем мечтают родители, им можно вслух и не говорить, и она хотела, чтоб они были счастливы. Она сдержала слово. И мать осталась. Прочти эту книгу. Да. Хоти этого. Люби то. Да. Как-то раз в музее при колледже, когда Нэт дулся, что не попал на звездное шоу, Лидия увидела кусочек янтаря с пойманной мухой. «Ему четыре миллиона лет», – прошептала Мэрилин, обняв дочь сзади. Лидия смотрела и смотрела, пока Нэт не утащил их обеих прочь. А теперь вообразила, как муха грациозно садится в лужу смолы. Может, приняла ее за мед. Может, даже не заметила, что там смола. А когда поняла, что села в лужу, было поздно. Муха билась, а потом задохнулась, а потом утонула.

С того самого лета Лидия боялась – потерять мать, потерять отца. И нарастал самый страшный страх – потерять Нэта, единственного, кто постигал их странное и хрупкое семейное равновесие. Кто знал все, что случилось. Кто всегда держал ее на плаву.

В тот далекий день, сидя на этом самом месте на причале, Лидия уже провидела. Как тяжело наследовать родительские мечты. Как удушает такая любовь. Почувствовав руки Нэта на плечах, она почти готова была сказать ему спасибо – за то, что падает, за то, что сейчас утонет. А потом озеро закатило ей пощечину. Лидия хотела закричать, и холод втиснулся в горло, и дышать стало нечем. Она пощупала ногами, но дна не нашла. Раскинула руки – и тоже ничего. Только влажный холод.

А потом – тепло. Пальцы Нэта, ладонь Нэта, локоть Нэта, Нэт тянул ее обратно, и ее голова вынырнула из озера, и с волос текло в глаза, и глаза резало. Ногами работай, велел ей Нэт. Его руки подняли ее – такие сильные, такие уверенные, удивительно, – и тепло затопило ее целиком. Его рука нащупала ее пальцы, и в этот миг Лидия перестала бояться.

Работай ногами. Я тебя держу. Ногами работай.

Так оно с тех пор и повелось. Не дай мне утонуть, думала она, нашаривая его ладонь, и, взяв ее за руку, он пообещал, что не даст. Вот этот миг, подумала Лидия. Вот когда пошло наперекосяк.

Но еще не все потеряно. Сидя на причале, Лидия опять дала слово – на сей раз себе самой. Она начнет заново. Скажет матери: хватит. Снимет со стены плакаты и уберет книжки. Если завалит физику, если так и не станет врачом, – не беда. Так она матери и скажет. И прибавит: еще не все потеряно. Не потеряно вообще ничего. Она вернет отцу медальон и книжку. Больше не станет разговаривать с гудком в телефонной трубке, бросит изображать кого-то другого. Отныне будет делать то, чего хочет сама. Уверенно попирая ногами пустоту, Лидия, столько лет зачарованная чужими грезами, еще не знала, чего же она хочет, но вселенная внезапно заблистала возможностями. Она все изменит. Попросит прощения у Джека, пообещает никогда не выдавать его тайну. Если он храбрый, если он знает, кто он есть и чего хочет, вдруг она тоже так сможет? Она скажет ему, что все понимает.

И Нэту. Она скажет Нэту, что пусть он уезжает, она не против. С ней все будет хорошо. Он за нее уже не в ответе, пусть не волнуется. А потом она его отпустит.

И, принеся эту последнюю клятву, Лидия поняла, что делать. Как начать заново, с чистого листа, чтобы никогда больше не бояться одиночества. Как скрепить клятвы печатью, чтоб они стали правдой. Она осторожно сползла в лодку и отвязала швартов. Отталкиваясь от сваи, предчувствовала панику. Паники не случилось. И даже когда, неуклюже взмахивая веслами, Лидия выгребла на середину озера – далеко-далеко от берега, причальный фонарь превратился в крохотную точку, не маравшую темноты, – необычайная безмятежность, бесстрастие осеняли ее. Луна над нею была кругла, как монетка, резка и совершенна. Лодка под нею покачивалась так мягко, что почти и не ощущалось. Лидия задрала голову – будто плывешь в космосе, не связанная ничем. Не бывает ничего невозможного.

Вдалеке звездой мерцал фонарь. Если сощуриться, различимы смутные очертания причала, бледная полоса досок в ночной черноте. А когда Лидия туда доберется, станет видно отчетливее: доски, истертые многими поколениями босых ног, сваи, что держат эти доски прямо над водой. Лидия неторопливо встала; лодка закачалась, и Лидия раскинула руки. Тут не так уж далеко. У нее получится, никаких сомнений. Надо только работать ногами. Она добрыкается до причала, и уцепится за доски, и подтянется, и вылезет из воды. Завтра утром расспросит Нэта про Гарвард. Как там было. С кем он познакомился, какие возьмет курсы. Она скажет, что ему там непременно понравится.