Все, что дозволено небесами

Действительно. Тихое счастье зимних месяцев почти стерло из ее памяти кошмары середины лета и начала осени, когда Герман, то в одиночку, то с друзьями противостоял сначала наемникам Андрея Кольцова, вознамерившегося любой ценой разыскать и вернуть в Москву своего беглого сына Леонида Кольцова, у которого были совершенно другие планы, а потом – охотникам за мифическими сокровищами, якобы спрятанными в подземном святилище. Им угрожали, их шантажировали, в них даже стреляли! На предплечье правой руки Германа до сих пор был виден шрам от огнестрельного ранения.

Вспомнив, как доктор Шадрин извлекал чертову пулю, Нора невольно вздрогнула. Но тут же расслабилась, потому что Герман, подошедший сзади, заключил ее в объятия. Наклонился. Поцеловал в висок.

– О чем задумалась?

Едва уловимый запах табака и моря, от которого у нее всегда кружилась голова. Его особенный, неповторимый запах.

– Вспомнила лето.

– Нашу незабываемую ночевку в Преображенской гостинице?

– Нашу незабываемую поездку на Анзер.

– Нашла что вспомнить.

Море? Может быть. А может, и нет. Что-то чистое и холодное, как сам Север.

– Я не хочу, чтобы это повторилось, Герман, – прошептала она, прижимаясь щекой к его щеке. – И то, что было позже… осенью.

– Я тоже не хочу.

– Мы сможем этого избежать?

– Постараемся.

Ей не хотелось спрашивать, звонил ли он Ледогорову, она надеялась, что он сам заговорит на эту тему, и Герман, словно прочитав ее мысли, со вздохом произнес:

– Сергей не сказал ничего определенного. Он не считает Литвака квалифицированным специалистом, но мошенником или шарлатаном тоже не может назвать. Не располагает порочащей его информацией. Встречаться с ним отказался, так как не был уверен в том, что имеет право разглашать…

Он умолк, подыскивая слово.

– …тайны древних? – подсказала Нора.

– И мои.

– Твои?

– Ну, ты же слышала вопросы, которые задавал Литвак. Как мне удалось одно, как мне удалось другое… Сергей предполагал, что услышит и эти вопросы среди прочих, ведь именно от меня он получил свиток с загадочными письменами, и не хотел отвечать на них.

– То есть, он решил оставить право выбора за тобой.

– Да. Он не сомневался в том, что Литвак найдет способ встретиться со мной, и тогда уж я сам составлю представление о нем и решу, во что его можно посвящать, во что нет.

– Марго встревожена. Мне это не нравится.

– Мне тоже.

Теперь они оба смотрели на стройную рыжеволосую девушку, которая изо всех сил колотила хлопушкой по коврику, взметая снежные облака.

– И что же делать?

Герман пожал плечами.

– Жить как жили, что же еще.

На две недели они, пусть не забыли о визите любознательного географа-историка-этнографа, но отложили его обсуждение. Затем их озадачил эпизод, который по горячим следам никому не пришло в голову связать с этим визитом, но, как выяснилось впоследствии, связь имелась, причем самая прямая.

Стоял чудесный весенний денек. Солнце не только светило, но и ощутимо пригревало, благодаря чему по всей округе – если не по всему острову, то в поселке уже самым явным образом, – начиналось таяние снега. Вдоль дорог струились блестящие ручьи. Под ногами хрустела ледяная крошка.

Ради такого случая Нора сняла с антресоли новые ботинки из коричневой кожи и завязала вокруг шеи подаренный сестрой сине-бело-голубой итальянский палантин из тонкой шерсти. Марго тоже слегка принарядилась, сменив длинную, ниже колен, дубленку с капюшоном на белую приталенную курточку, из-под которой виднелся воротник голубой кашемировой водолазки.

Смеясь и болтая, все четверо шли вдоль кремлевской стены к Архангельской башне, как вдруг Леонид, бросив взгляд налево, в сторону Святого озера, присвистнул от изумления.

– Это что еще такое?

Он замедлил шаг, потом остановился. Его примеру последовали остальные. Теперь все четверо смотрели на женскую фигурку на противоположном берегу озера.

Незнакомая женщина в темно-зеленой куртке и узких черных джинсах, заправленных в сапоги, снимала их большим фотоаппаратом, по виду профессиональным. В том, что именно они являются предметом ее интереса, ни у кого сомнений не возникало. Да, вокруг было что поснимать: башни и стены кремля, купола Спасо-Преображенского собора, постройки по берегам озера. Но она…

Леонид первый сказал:

– Она фотографирует нас.

А Марго добавила:

– Или одного из нас.

Покосившись на нее, Герман пробормотал «оставайтесь на месте», а сам прошел еще немного вперед. Объектив фотоаппарата перемещался вместе с ним. Он остановился, засунув руки в карманы расстегнутой куртки, пристально глядя в объектив, через который на него смотрели с противоположного берега. Постоял минуту или две и решительно двинулся в обход озера. Разгадав его намерения, шустрая туристка – если только это была туристка, а не журналистка, например, – быстренько убрала свою технику, сделала на прощание ручкой и бросилась бежать. Преследовать ее никто не стал.

– Можно поинтересоваться у Фадеева, он наверняка в курсе, – вяло предложил Леонид. – Кто такая, где живет…

Но Герман это предложение отверг. Участковый уполномоченный Фадеев был не тем человеком, с которым он любил поговорить за жизнь.

2