— Не серчай на меня за то, что скажу, — начал он торопливо, будто опасаясь, что она не дослушает. — Искренне желаю тебе дождаться Андрея. Без вести пропал, не значит — погиб. На войне всякое бывает, она штука жестокая. Мы оба это знаем. Если что… ты не забывай о моем существовании. Ребятишек твоих я полюбил, как родных.
Он глянул ей в глаза, и она поняла, что любит Николай не только ее ребятишек.
Вот приедет на место, обязательно напишет ему.
Повозка въехала в глубокую балку. Надя почувствовала, будто надвигалась гроза. Хотя не гремел гром, не сверкали молнии, но воздух как бы загустел, наэлектризовался. Пахло пылью.
Дорога вывела из балки на взгорок, и сразу все объяснилось. По далекому отсюда шоссе нескончаемым потоком тянулись упряжки, плелись разморенные жарой люди, гнали скот. Тарахтели колеса, мычали коровы.
— Мама, куда они идут? — спросила Машенька.
— Туда же, дочка, куда и мы, неприкаянные.
— Все к бабушке Марфе?
— Нет, все своих будут искать… если найдут, — горько улыбнулась Надя.
Может, девочка и не поняла ее ответа, пораженная невиданным зрелищем, молчала.
— Стронулся люд с насиженных мест. Ох-хо-хо, горе-горемычное, — дед взмахнул кнутом, направил быков в пыльный, шумный поток.
Вблизи он не был столь плотным, каким казался издали. Надя увидела: бредущие по дороге люди измождены, истощены, их лица землисты, одежда запылена.
— Где же наши красные армейцы? — вдруг возвысил надтреснутый тенорок старик. — Как они довели нас до такого поругания? По своей земле бежим и прячемся, будто худые овцы. Не обидно ли? — повернулся к Наде, скребнул ее посуровевшим взглядом. — Твой-то где? Командир, я слыхал?
— Кабы знала я, дядька Харитон, — глубоко вздохнула Надя, сунула заплакавшему Димке грудь. — На границе войну встретил. С той поры ничего и не знаю о нем.
Дед Харитон крякнул досадливо, сдвинул соломенную шляпу на загорелый, иссеченный морщинами лоб. Торопливо достал из холщовой штанины вишневую трубку, набил ее махоркой, с присвистом, глубоко затянулся.
— Коли так, дочка, извини старого, — мягко сказал он, попыхтел трубкой. — Я тебе так скажу: веры не теряй. Сама тоже возле границы с ним жила?
— Там. Нас, жен и детей командиров, схватили, издевались. Меня и ее вот, — показала на Машеньку, погладила по голове, — пограничники отбили. Остальных немцы в сарае сожгли. Ребята, которые выручили нас, думаю, тоже не убереглись, погибли.
Сколько бы Надя ни рассказывала о жутких часах своего плена, всякий раз ее трясла дрожь.
— Героев-то нам не занимать. Расея богата ими. Выходит, и герои не все могут, — он глянул в небо, откуда сквозь гам на дороге прорывался рокот и завывание моторов, ткнул туда трубкой. — Вон опять, как кочета, схватились.
Над ними вспыхнул воздушный бой. Поблескивая плоскостями на солнце, в прозрачной высоте кружили самолеты. Одна пара оторвалась от всех. Машины метались в прошитом солнцем пространстве, как ласточки перед дождем. Наконец у одного из-под крыльев выпорхнул дым, и он с диким завыванием устремился вниз. Через несколько секунд, оставив за собой черную полосу дыма, рухнул за балкой, по которой только что проехала повозка деда Харитона.
— Вот она наша жизня чего стоит, — обреченно махнул рукою старик.
5
Проходил день за днем, с переправой на другую сторону Волги у Нади ничего не получалось. Приютившая ее в маленьком хуторке старушка успокаивала:
— Поживи, милая, у меня. Деточки твои заморились, ты тоже. Можа, и не понадобится уезжать? Можа, наши не пустять немца сюды? Я кажинный день Богу молюсь, чтобы не пустили, чтобы им Господь силы дал на это.
— Ждет нас тетка. Мама ей написала, если письмо получила, беспокоится, что нас долго нет.
— Лодки да баркасы красноармейцы угнали в город. Плот можно бы связать, да ведь этакое дело с умом надоть делать. Мужиков-то немае. Гли, какая ширь, сама разве переправишься?
Надя с грустью глядела на водную гладь. В сиреневой дымке едва угадывался противоположный берег.
— Ты не горюй. Чего-то и надумаем, — успокаивала старушка.
Как-то, расстелив старое байковое одеяло под яблоней, они спасались от жары в ее тени. Машенька играла с куклой. Димка ползал. Река ослепительно сверкала под солнцем, от нее наносило запахом ила, тины. Под береговой кручей гортанно кричали чайки, садились на воду белыми поплавками.
Заглядевшись на реку, Надя не заметила, как Димка добрался до завалинки перед окнами хаты, уцепившись за доску, встал.
— Димка, ау, Димка, иди ко мне, — позвала Машенька, поманила руками.
Мальчик отцепился от завалинки, раскинул ручонки в стороны, ступил навстречу сестре раз-другой и быстро-быстро засеменил, качаясь из стороны в сторону, словно под порывами ветра. Он вертел головой, глазенки его испуганно-радостно глядели на мать. В этот момент в прищуре глаз, в повороте головы, в движениях мальчика Надя снова отчетливо заметила его удивительную схожесть с Андреем.
— Наш Димка пошел, — всплеснула она руками, подхватила сына, прижала, почуяла, как часто билось его сердечко.