Все. что могли

Предполагал, тучи над ним сгущались. И не ошибся, гром грянул, когда он докладывал о капитане Ильине, вывезенном после ранения из партизанского отряда. Почему-то и в это дело, как раньше по рапорту Стогова, вмешался полковой комиссар Рябиков. Казалось бы, вопрос чисто служебный, а ему стали придавать «политическую окраску».

— На каком основании, — спрашивал Рябиков, — обещано капитану, человеку толком непроверенному, неизвестно где болтавшемуся целый год, назначение на должность коменданта пограничной комендатуры? Кто разрешил?

— Да на том основании, — доказывал Стогов, — что капитан и раньше командовал комендатурой, встретил войну на границе, показал себя умелым и отважным командиром в боях с немцами, в том числе и в партизанах.

— Вы верите всем этим россказням? — скептически усмехнулся Рябиков. — Вы можете ручаться, что за год пребывания в тылу врага у вашего капитана все чисто?

— Насколько он мой, этот капитан, настолько и ваш, — резко и непримиримо отозвался Стогов. — Почему я, да и вы тоже не должны верить ему и сообщению партизанского отряда?

Он сорвался тогда, высказал все, что накипело. Как же без веры в людей воевать с ними бок о бок, идти в бой и надеяться победить врага? Да, он уверен, что капитан Ильин рассказал правду, этот командир не мог солгать. Судьба его искорежена, сердце обожжено и ожесточено от всего, что пришлось хлебнуть. Но Стогов убежден в честности Ильина.

— Какие у вас имеются доказательства, чтобы утверждать так? — полковой комиссар бросал на него тяжелые взгляды.

— Однако нет фактов, порочащих Ильина, — не сдавался Стогов, внутренне сжавшись. — Повторяю, без веры в людей жить невозможно. Конечно, никому не верить удобнее. Я не поверю капитану, вы — мне… И не надо ничего решать, не надо брать на себя ответственность за человека. Сложнее сделать наоборот. Но кое-кто считает, как бы чего не случилось…

Его понесло, сорвались тормоза, он говорил и говорил. Мол, легче живется, когда над каждым где-то вверху твердая рука. Уже не в связи с Ильиным, а вообще выплескивая наболевшее, с чем был несогласен. Вот и получается, каждый приучен к тому, что, проснувшись утром, ему скажут, что и как сделать, куда ступить, с кем о чем говорить, кому доверять и даже с кем дружить. Сам не высовывайся, не смей свое суждение иметь, не будь ретивым. Это невыгодно, даже небезопасно.

Рябиков с нескрываемым изумлением глядел на него. Стогов, не обращая на это внимание, выговорился, почувствовал облегчение, словно счистил с себя ржавчину.

— Не гожусь я для работы здесь, — закончил он. — Прошу отправить меня на фронт. Надеюсь, там буду ко двору.

— Искатели славы… Лавры героев не дают покоя, — не глядя на Стогова, обронил Рябиков, словно не слышал сказанного только что Тимофеем Ивановичем, или просто решил обойти опасную тему. С него же могут спросить, куда смотрел, комиссар, если у работника главка не «те» взгляды. — А капитана вашего… начальником заставы. И не более того. Если вы страдаете политической слепотой, как я уже замечал вам однажды, то этой «болезни» не подвержены другие.

Он перебирал на столе какие-то бумаги, пухлые губы его сжались, по углам рта обозначились морщины. Поднял хмурый взгляд на Стогова, проговорил со значительностью:

— Поглядел я в его партийный билет… Могли бы и вы поинтересоваться этим документом. Как коммунист, и отнюдь не рядовой, а сотрудник главка. Тогда поостереглись бы, наверное, так трогательно его опекать и обещать ему должности, не имея на то полномочий.

«Смотреть в партбилеты — это ваша прямая обязанность. С этого бы вам и начать, а не меня отчитывать, — думал Стогов, глядя на Рябикова с явной неприязнью и не пытаясь это скрыть. — На то вы и комиссар, чтобы потолковать с коммунистом, позаботиться о нем. У вас тут море полномочий».

Вспоминал сейчас Стогов этот разговор и считал, легко отделался. Вполне могли за такие речи взять под руки, перехватить их стальными обручами и отправить, куда Макар телят не гонял. Сколько его сослуживцев там…

Назначение командиром полка проходило со скрипом. Возражал Рябиков, дескать, не имеет опыта боев. Отдел кадров доказывал свое, приводил в пример всю его военную биографию и утверждал — достоин. Начальник Главного управления выслушал обе стороны, приказ подписал, сказав при этом, что не находит оснований не назначить на эту должность.

* * *

Чем дальше ехал он, тем сильнее овладевала им мысль, что приедет он в полк и все образуется. С этой мыслью переправился через Волгу, видел «карусель», устроенную немецкими самолетами, фонтаны, поднимавшиеся над переправой, от разрывов авиабомб. Вдалеке, за краем речного простора вырисовывался город, едва различимый за сплошной дымной завесой.

* * *

Под вечер Стогов знакомился с командирами пограничного полка. Собрались в просторной штабной землянке. На него смотрели с любопытством, мол, что за птица, как у нас с тобой служба пойдет? Известно, подчиненные командира себе не выбирают. Замечал настороженные взгляды, читал в них: почему со стороны дали, разве нет своих, кого можно двинуть?