Все, что остается

— А почему заинтересовалось именно ФБР? — спросила я. — Ведь Кэмп Пири находится в ведении ЦРУ.

— Может быть, потому, что ЦРУ не обладает мощным аппаратом давления в США. Скорее всего, эти два сопляка только изображали из себя агентов ФБР, являясь на самом деле сотрудниками ЦРУ. И можно ли от этих невидимок добиться толку и понять, что же в действительности происходит? Кроме всего прочего, ЦРУ никогда не признавалось в том, что Кэмп Пири является его основной учебной базой. Расспрашивая меня, агенты ни разу не упомянули ЦРУ. Но я смекнула, куда они клонили. И они тоже это поняли.

— О чем еще они спрашивали?

— В основном их интересовало, готовлю ли я какой-нибудь материал о Кэмп Пири, не высматриваю ли какие-то секреты. Я ответила, что если б я намеревалась что-то разузнать украдкой, то сделала бы это в более завуалированной форме, а не поехала прямо к будке дежурного телефона-автомата, и что теперь я непременно подготовлю и опубликую в газете материал о ЦРУ, хотя в тот момент у меня не было репортажей на эту тему.

— Я думаю, что это заявление на них подействовало, — сухо заметила я.

— Они даже глазом не моргнули. Ты же знаешь, что это за типы.

— ЦРУ с маниакальной осторожностью, Эбби, охраняет свои объекты, особенно такие, как Кэмп Пири. Государственным полицейским запрещено появляться там, а вертолетам «скорой медицинской помощи» даже пролетать над их территорией. Никто не имеет права нарушить границу этой территории и оказаться рядом с дежурной будкой без того, чтобы потом не предстать перед судом самого Господа Бога, коим считает себя ЦРУ.

— Но ведь и ты однажды свернула так же, как и я, не в ту сторону, — напомнила она мне. — Тебя ведь не навещали агенты ФБР?

— Нет, не навещали, но ведь я не работаю в редакции газеты «Пост».

Вытащив мясо из гриля, мы прошли на кухню. Накладывая в тарелки салат и наливая вино, я продолжала слушать Эбби.

— После ухода агентов со мной стали происходить очень странные вещи.

— Например?

— Мне кажется, мои телефоны прослушиваются.

— Почему ты так решила?

— Все началось с моего домашнего телефона. Разговаривая, я постоянно слышала какой-то посторонний звук. То же самое, особенно в последнее время, стало происходить на работе. Как только я оказываюсь на связи, меня ни на минуту не покидает чувство, что кто-то слушает мой разговор. Это нелегко объяснить, — сказала она, нервно передвигая стоявшие на столе предметы из столового серебра. — Какая-то грозная тишина; в общем, как бы ты ее ни определила, она постоянно присутствует.

— А что еще странного ты заметила?

— Еще кое-что было несколько недель назад. Когда я находилась в штате Коннектикут, рядом с местечком Дюпон Секл, и стояла около Национальной аптеки в ожидании одного человека, с которым я должна была встретиться в восемь часов вечера, а затем посидеть в каком-нибудь тихом местечке, чтобы за обедом взять у него интервью для моей очередной статьи, я вдруг увидела одного молодого человека. Аккуратно подстриженный, одетый в джинсы и ветровку, он имел довольно приятную наружность. Пока я в течение пятнадцати минут стояла на углу, он дважды прошел мимо меня. Потом я заметила его снова, когда мы входили в ресторан вместе с тем человеком, встреча с которым у меня состоялась. Я понимаю, что, возможно, это звучит странно, но я постоянно чувствовала себя объектом наблюдения.

— Ты когда-нибудь раньше встречалась с этим человеком?

Она отрицательно покачала головой.

— А больше ты его не видела?

— Нет, — ответила Эбби. — Но это еще не все. Что-то непонятное творится с моей почтой. Я живу в многоквартирном доме. Все почтовые ящики находятся внизу, в коридоре. Я стала получать корреспонденцию с абсолютно бессмысленными почтовыми штемпелями.

— Если бы ЦРУ вскрывало твою почту, они бы сделали это так аккуратно, что ты вряд ли заметила какой-нибудь изъян.

— Я же не говорю, что кто-то вскрывает конверты. Но в нескольких случаях и моя мать, и корректор заверяли меня в том, что они отправили послание в определенный день, а когда я наконец получала его, то обнаруживала, что дата на штемпеле совершенно не соответствует времени отправки. Письма приходят слишком поздно: в течение нескольких дней, а иногда целую неделю приходится ждать корреспонденции. Я просто теряюсь в догадках. — Эбби помолчала. — Конечно же, можно было сослаться на неумелую работу почтовых клерков, но, принимая во внимание те странные вещи, которые происходят со мной в последнее время, мне не приходится удивляться.

— С чего бы это им понадобилось прослушивать твой телефон, следить за тобой или вскрывать твою почту? — иронично спросила я.

— Если бы я это знала, я бы давно что-нибудь предприняла. — Наконец она принялась за еду. — Как вкусно, — сказала Эбби. Но, несмотря на сказанный комплимент, ела не очень охотно.

— А не может быть так, — спросила я со всей откровенностью, — что эта твоя встреча с агентами ФБР и эпизод в Кэмп Пири просто сделали тебя излишне подозрительной?