Всё, что осталось

Дело решил последний вопрос, заданный профессором Майклом Деем, руководителем отдела. Он спросил, смогу ли я сегодня во второй половине дня прийти в анатомический театр и провести занятия по анатомии плечевого сплетения. Я сказала, что безусловно смогу — и работа досталась мне. Я сама с тех пор неоднократно использовала этот прием на собеседованиях, но, наученная собственным опытом, шла немного дальше. Я задавала кандидатам тот же вопрос, а когда они отвечали, что, конечно же, готовы провести занятие по плечевому сплетению, просила его нарисовать. Плечевое сплетение — если кому интересно, — это сеть нервов, расположенная между шеей и подмышкой, которая напоминает тарелку спагетти. Коварно, да ведь? Я рада, что Майкл не предложил этого мне, ведь тогда меня бы точно не взяли. Теперь-то я могу его нарисовать, но тогда ни за что не смогла бы.

Человек, который счел меня недостаточно квалифицированной, в результате оказался моим начальником, когда кафедры в Гае и Сент-Томасе объединились несколько лет спустя. Мне нравилось преподавать анатомию под его началом, но он, кажется, ко мне так и не потеплел, потому что благодаря меня за проделанную работу перед моим уходом в 1992 году, назвал почему-то Сарой. Определенно я не произвела на него особого впечатления. Однако в Сент-Томасе я познакомилась с целой группой очаровательных коллег, с которыми дружу по сей день. И, что еще более важно, это стало началом долгого и продуктивного сотрудничества с дамой, которая забыла об анатомии больше, чем я когда-нибудь буду знать, и которая была моим другом, моим источником вдохновения и моим учителем более тридцати лет.

Когда мы с Луизой в 1986-м начали организовывать первую в Великобритании образовательную программу по судебной антропологии, она постоянно жаловалась на одно неудобство. Всякий раз, когда надо было проводить осмотр скелетных останков ребенка, она говорила: «И почему только нет учебника, где можно посмотреть!» На это я отвечала, что она могла бы сама его написать, а Луиза мне советовала придержать язык. Она отлично умела говорить, как гувернантка с непослушным ребенком («Ох, боже мой, умоляю!»). Спустя года четыре подобных препирательств, я решила устроить революцию — сменить сценарий. «Почему бы нам не написать его вместе», — предложила я.

И так начался наш грандиозный писательский проект. Мы хотели выпустить учебник по развитию человеческого скелета, где описывалась бы каждая косточка с момента ее формирования до полноценного взрослого состояния. Мы не надеялись, что он попадет в список бестселлеров Sunday Times, но считали, что просто обязаны заполнить зияющий пробел в академическом арсенале судебной антропологии. Поскольку других книг, описывающих развитие детского скелета на нужном нам уровне, не существовало, мы начинали, по сути, с чистого листа.

Работа заняла у нас почти десять лет. Сначала надо было изучить все, что писалось и издавалось по этой теме в последние три столетия или около того. Дальше требовалось найти образцы, чтобы проиллюстрировать то, что мы хотели показать, а там, где оставались пробелы, провести собственные исследования. Очень быстро мы поняли, почему никто не взялся за это раньше: такой труд можно было осилить только от большой охоты, и за очень долгое время. По сути, он доминировал в наших жизнях весь этот срок.

Книга вышла в 2000 году. Детская остеология в развитии — очень, очень толстый том, который не отличается особой увлекательностью. Нам пришлось описать более двухсот костей, но работа была по-настоящему увлекательная и благодарная, и она очень сказалась на нашей профессиональной карьере. Я обожала моменты, когда Луиза в полном восторге звонила мне и говорила «ты можешь себе представить…» или «я наконец-то поняла, почему…». Мы с ней совершили немало разных любопытных открытий, часть которых подрывала наши собственные теории, но мы учились на них, и медленно, очень медленно увязывали все вместе в одном «опус магнум», которым обе страшно гордились.

К 1999 году, когда я заканчивала первый год в Косово, а рукопись была практически готова, мы отчаянно пытались разыскать один крайне необходимый образец — лопаточную кость, на которой был бы виден центр роста.

Должна признаться, что однажды воспользовалась своим правом на драгоценный звонок по спутниковой связи из Косова, чтобы связаться с Луизой, а не с Томом или с девочками. Во временном морге в Велика-Круша я обнаружила именно тот образец, который нам был нужен. Мы обе были до смешного счастливы. Я получила разрешение сфотографировать его для книги, но, к сожалению, не подумала в тот момент, что на всех остальных иллюстрациях у нас чистые, сухие кости, а на этой еще остается мышечная ткань. Хорошо, что иллюстрации были черно-белые, иначе этот образец выделялся бы своим пугающим видом. Однако с образовательной точки зрения снимок был просто бесценным.