Всё, что осталось

Если ребенок вскоре не нашелся, это, как правило, означает, что он стал жертвой преступления, хотя многие семьи продолжают цепляться за байки об украденных детях, возвращенных семье много лет спустя, целыми и невредимыми. Подобные случаи, хоть и редкие, все-таки бывают, что наглядно иллюстрирует история Камийи Мобли. Похищенная из госпиталя в Джексонвилле, штат Флорида, в 1998 году, когда ей было всего несколько часов, женщиной, у которой случился выкидыш, Камийя была обнаружена живой и здоровой восемнадцать лет спустя, в 300 милях оттуда, в Южной Каролине, где провела вполне счастливое детство, понятия не имея о своей настоящей семье. Однако такой исход ждет лишь немногих и тоже достается тяжелой ценой — достаточно представить, какой вред наносит ребенку подобное крушение всех представлений о своей идентичности и своих корнях. Остальные, похищенные с более жестокими намерениями, чаще всего становятся жертвами изнасилований — самый страшный кошмар любого родителя.

Несмотря на осознание того, что истории наподобие случившейся с Камийей, — редкое исключение, многие семьи десятилетиями держатся за последнюю надежду, тем самым, наверное, помогая себе справляться с болью. В отсутствие трупа и свидетельств, подтверждающих, что ребенок мертв, они считают, что отказ от надежды станет колоссальным предательством с их стороны.

Подобные дела официально остаются открытыми до возникновения новых обстоятельств, пока сохраняется их актуальность: если живы родственники или существует вероятность, что преступника еще удастся отправить за решетку. Как недавно напомнил мне полицейский суперинтендант, «закрытых „висяков“ не бывает». Когда тело находится, и его удается идентифицировать, для родных это становится тяжким ударом, разбивающим надежды, которые они лелеяли так долго, и заставляющим признать факт утраты. Еще тяжелей им приходится, когда в ходе расследования удается выяснить обстоятельства, сопутствовавшие последним дням и моменту смерти их любимого человека. Но я предпочитаю думать, что, в долгосрочной перспективе, правда играет положительную роль, устраняя незавершенность и сомнения и позволяя начать потихоньку восстанавливаться.

Я часто думаю о семьях, в которых пропали дети, и гадаю, как чувствовала бы себя на месте родителей. При написании этой книги я постаралась, насколько было возможно, сохранить анонимность людей, чьи личные трагедии здесь описала, но одно исключение я все-таки сделаю: для двух пропавших детей и одной матери, которых так и не нашли, — в надежде, что, возможно, напоминание об этих случаях поможет отыскать их и вернуть тем, кто до сих пор по ним тоскует. Их семьи смирились с тем фактом, что пропавшие уже умерли, и теперь хотят только узнать, где находятся их останки, чтобы «возвратить их домой». Кто знает, вдруг упоминание о них пробудит чью-то память, и если есть хоть крошечный шанс, что рассказ о тех давних исчезновениях поможет семьям найти ответы, в которых они так отчаянно нуждаются, то, я считаю, оно того стоит. Моя бабушка, законченная фаталистка, учила меня, что мы никогда не знаем, какая цепочка совпадений может привести к нужному результату.

Первый случай относится к годам, когда я училась в школе, и я прекрасно помню все, что с ним было связано, потому что он произошел практически у меня на пороге. Я никогда не думала, что, спустя тридцать лет, буду участвовать в расследовании одного из самых долгих дел, связанных с исчезновением человека. Рене Макрей, тридцати шести лет, и ее трехлетнего сына Эндрю в последний раз видели живыми в пятницу, 12 ноября 1976 года. Полиции изначально сообщили, что она отвезла старшего сына к мужу, с которым они жили раздельно, и поехала в Килманрок навестить сестру, но позже выяснилось, что она, скорее всего, встречалась с мужчиной по имени Уильям Макдауэлл: у них вот уже четыре года продолжался роман, и Уильям, очевидно, был отцом Эндрю.

Той ночью, в двадцати милях к югу от Инвернесса, машинист поезда заметил горящую машину на съезде с трассы А9. Это была синяя BMW Рене. К моменту приезда пожарной бригады машина полностью сгорела; ни Рене, ни ее сына поблизости не оказалось. Не было их следов и внутри, за исключением пятна крови той же группы, что и у Рене — это выяснилось при дальнейших следственных мероприятиях. По округе ходили всякие дикие слухи, включая версию с посадкой в аэропорту Далькросс самолета без опознавательных знаков, который увез Рене на Ближний Восток, где она теперь купалась в роскоши, похищенная арабским шейхом.

Конечно, никаких оснований у этих россказней не было. С незапамятных времен именно так люди реагировали на необъяснимые трагические события, сочиняя небылицы, которые затем становились частью местного фольклора. Их повторяли и просто так, без корыстных намерений, и с целью прославиться за чужой счет. В любом случае, эти слухи ничем не помогали и зачастую заставляли полицейских терять драгоценное время.