Все, что помню о Есенине

Было жарко, мимо нас проходили женщины, подняв над головой белые зонты; военный с двумя шпалами на петлицах провел на поводке вывалившую язык овчарку; карапуз в красном картузике проехал на трехколесном велосипеде. Он налетел на камень, упал, заревел. Всеволод подбежал к нему, взял на руки, успокоил, дал ему конфетку, мальчонка снова закрутил педали.

- Есенин до последней поры был веселым человеком,- проговорил Иванов, снова садясь на скамейку.- Когда я ему про это сказал, он ответил: "Не я веселый, а горе мое веселое!"

Однажды, рассказывал мне Всеволод, Сергей пришел и нему домой и застал у него красивую женщину. Не успела она уйти, как Есенин заявил, что теперь Иванов обязан его вызвать на дуэль. Но Всеволод не видел для этого {265} повода и наотрез отказался. Однако Сергей стал заходить чаще, настаивать на своем и доказывать, какой это будет примечательный случай в истории советской литературы, как об этом будут говорить и писать современники и потомки. Иванов отделывался шутками, а Есенин пересказывал ему кодекс дуэли пушкинских времен и уговаривал быть спокойным: как оскорбленный, Всеволод будет иметь право первого выстрела.

Я припомнил, что несколько лет назад акмеист Осип Мандельштам, автор прекрасной книги стихов "Камень", и имажинист Вадим Шершеневич, автор нашумевшего сборника "Лошадь, как лошадь", поспорили друг с другом о достижениях своих поэтических школ и разругались. Рассерженный Мандельштам вызвал на дуэль хладнокровного Шершеневича, а тот отчеканил: "Жду ваших секундантов". Есенин немедленно вызвался быть главным секундантом, ходил и ездил по знакомым, разыскивая два старинных пистолета для дуэлянтов. Кто-то посоветовал ему обратиться в Большой театр, где раз в неделю именно из таких пистолетов стреляют друг в друга Евгений Онегин и Владимир Ленский. В театре Сергею указали адрес любителя-коллекционера старинного оружия. Он нашел два желанных пистолета. Однако, думая о том, как торжественно обставить дуэль, Сергей совсем забыл о дуэлянтах. В назначенное утро поединка наши герои проснулись, позавтракали и, одумавшись, уехали из Москвы, да еще в разном направлении.

- Есенин часто говорил со мной о Пушкине,- сказал Всеволод.- Вы видели на его руке кольцо с сердоликом? Перстень с таким же камнем носил Александр Сергеевич (Перстень-талисман, подаренный Пушкину княгиней Воронцовой).

Каждая строка Есенина и о нем будет дорога для поколений нашей страны и всего мира.

В конце 1926 года "Общество имажинистов" подсчитало свои денежные запасы и решило издать сборник, посвященный Есенину: его еще не опубликованные стихи и частушки, письма, записки, хранившиеся у нас. Кроме того, стихи, так или иначе связанные своим появлением, переработкой с его именем и сопровождаемые комментариями; {266} воспоминания о нем, которые следовало расширить. Анатолий сказал, что дополнит свои "Воспоминания" (А. Мариенгоф. О Сергее Есенине. Акц. о-во "Огонек",1926.).

Когда в следующем году сборник был составлен, вышел "Роман без вранья" Мариенгофа.

...Заседание "Общества имажинистов" происходило в клубе Союза поэтов, вел его Рюрик Ивнев. Присутствовали все, кроме Мариенгофа, у которого был болен сынишка.

Георгий Якулов сказал о "Романе без вранья":

- Я был в Париже и читал статью Ивана Бунина о "Романе". "Это они сами пишут о себе?- задавал он вопрос.- Что же напишут о них другие?"

Георгий отказался оформлять сборник, в котором будет участвовать Мариенгоф.

Шершеневич начал с очередного каламбура:

- "Роман" Мариенгофа не книга воспоминаний, - сказал он, - а воз поминаний Есенина, творящего неприглядные дела. Я выступлю по поводу "Романа" с лекцией "Этика поэтика". В остальном присоединюсь к Жоржу.

Грузинов заявил:

- "Роман без вранья" написан под влиянием Василия Розанова. В нем разлиты ушаты цинизма. Участвовать в сборнике не буду.

Рюрик Ивнев говорил:

- Ради сенсации Мариенгоф писал о невероятных эпизодах из жизни Есенина. Очень много злых карикатур на живых людей. События искажены!

Борис Эрдман присоединился к мнению Георгия Якулова. Николая Эрдмана на заседании не было, поэтому, когда я писал эти воспоминания, спросил его мнений о "Романе".

- По-моему, Мариенгоф иначе писать не умеет! - ответил он.

В этом есть зерно истины. Посмертные воспоминания Анатолия тоже написаны, правда, в меньшей степени, в том же стиле, что и его "Роман". И все же нашелся умный, с хорошим вкусом редактор, который сумел из рукописи отобрать страницы и опубликовать их в журнале "Октябрь" ("Октябрь", 1965, No 10, стр. 114.).

Значит, еще дело было и в редакторе издательства "Прибой", выпустившего "Роман". Как тут не вспомнить рассуждения Есенина о редакторе! {267}

Но все-таки причину неудачи "Романа" надо искать и в другом: в "Романе" и в опубликованных посмертных воспоминаниях в "Октябре" Мариенгоф пишет об одном и том же: "Прошу прощения, хронологию я не соблюдаю" ("Октябрь", 1965, No 10, стр. 114.).

Ах, если бы вопрос шел только о хронологии!