Читаем Все, что помню о Есенине полностью

Я объяснил Валерию Яковлевичу, что Хориков болен, в клубе не появляется, а вопрос об его выступлениях можно решить на заседании правления...

Прощаясь со мной, Брюсов сказал, что подумает и пришлет мне письменный ответ. Вот его короткое письмо:

"Уважаемый Матвей Давидович!

В ответ на Ваш запрос, сообщаю Вам, что, вполне обдумав то положение, в котором ныне находится Вс. Союз Поэтов, я нахожу возможным подтвердить свое согласие - выставить свою кандидатуру в члены правления Союза, надеясь, что при удачном избрании других сочленов, нам удастся провести необходимые реформы в общих делах Союза.

Уважающий Вас

Валерий Брюсов.

26 мая 1921 г."

На общем собрании Брюсов был избран в правление союза единогласно. Да это и понятно: в то время его книги: "Наука о стихе" и "Опыты" стали настольными для поэтов. К тому же Валерий Яковлевич уже стоял во главе основанного им Высшего литературно-художественного института, где читал курс энциклопедии стиха, латинского языка, истории древнегреческой и римской литератур, вел семинары по всеобщей истории и стиху.

На первом же заседании нового правления Валерий Яковлевич предложил провести профессионализацию членов союза, то есть создать местком поэтов. Эту {125} организацию предложили осуществить мне. К сожалению, я встретил сопротивление Губпроса, где считали поэтов лицами свободных профессий.

Когда на заседании "Ордена" я рассказал об этом, Есенин пожал плечами:

- Стихи надо писать каждый день, иначе поэта не получится. А если пишешь каждый день, ты - профессионал.

- Пишешь, но не печатаешься! - сказал я.

- С начинающими это не исключение, а правило! - ответил мне Шершеневич.- А в союзе очень много молодежи.

Имажинисты решили написать заявление в союз о желании вступить в местком поэтов и всем подписаться. Я составил заявление, его быстро перепечатали, и все стали подписываться. Есенин куда-то вышел. Когда все разошлись, я отправился наверх (заседание происходило в "Стойле"). Там Сергея не было, и я сел за столик пообедать. Когда Есенин появился, я дал ему заявление и мою автоматическую ручку.

- Ты, что же, хотел обойтись без моей подписи? Отрицая, я покачал головой.

Сергей насупил брови, глаза его стали синеть, и он сурово сказал:

- Вот что, Мотя, запомни: имажинизм начинается с меня,- он поставил свою подпись под заявлением,- и кончится мной!

(Кстати, только в начале 1924 года при союзе был организован местком поэтов.)

Я не могу обойти молчанием тот факт, что не раз Сергей в спорах с левыми имажинистами и однажды, после выступления отвечая на вопрос заявлял: еще никто на свете не обратил такое сугубое внимание на образ в поэзии, еще далеко было до декларации нашего ордена, когда он, Есенин, уже написал книгу "Ключи Марии". Там он впервые толкует о разных образах в русской поэзии и по праву считает себя первым русским имажинистом на земле.

Он терпеть не мог, когда друзья или собутыльники, или прихлебатели, желая польстить ему, убеждали его, что никакой он не имажинист, а просто хороший поэт.

- Слушай, ты брось это, - отвечал он в таких случаях, явно серчая. Революция поставила мне голос, а {126} имажинизм, как я его понимаю, помогает творить чудеса с моими песнями!

Как-то, живя с Юрием Карловичем Олешей в Доме творчества "Переделкино", мы разговаривали с ним о метафорах. В одной из своих книг Юрий Карлович написал:

"Кто-то сказал, что от искусства для вечности остается только метафора. В этом плане мне приятно думать, что я делаю кое-что, что могло бы остаться для вечности" (Юрий Олеша. Ни дня без строчки. М., "Советская Россия", 1965, стр. 257.).

Я не встречал не только в нашей, но и в мировой поэзии метафору такой необыкновенной яркости и силы, которую создал Есенин:

Оттого то в сентябрьскую склень

На сухой и холодный суглинок,

Головой размозжась о плетень,

Облилась кровью ягод рябина.

С. Е с е н и н. Собр. соч., т. 2, стр. 96.

Верю, Сергей имел большее право, чем многие и многие поэты, сказать, что он немало оставил для вечности.

Второй период работы Брюсова во главе Союза поэтов ознаменовался не только олимпиадами, литературными судами, но и торжественными празднованиями юбилеев великих писателей и поэтов: осенью 1921 года вечер памяти Данте Алигиери (600 лет со дня смерти) ; в начале зимы - вечер, посвященный столетию со дня рождения Ф. М. Достоевского; зимой чествовали члена союза В. Гиляровского (50 лет литературной деятельности); Федора Сологуба (40 лет в литературе); торжественно прошел вечер В. Я. Брюсова в Большом театре (пятидесятилетие и 25 лет литературной деятельности)...

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное