Все, что помню о Есенине

Я вышел в переднюю, чтобы взять из кармана моей бекеши коробку папирос, и увидел анархиста, снимающего с себя доху, котиковое дамское манто и другую верхнюю одежду. Остался он в куртке, опоясанной ремнем, на котором висели три кобуры с револьверами и гранаты. Особняк анархистов был неподалеку на М. Дмитровке (ныне улица Чехова), там где помещался Дом купеческого собрания, а теперь театр имени Ленинского комсомола.

В эту минуту пришел В. В. Маяковский, он перекинулся несколькими словами с Бурлюком, потом вышел на {17} эстраду, блестяще прочитал "Оду" и фрагменты из своей поэмы "Человек". Был объявлен небольшой перерыв, после чего Владимир Владимирович объявил выступление поэта Сергея Спасского. Затем предложил выходить на эстраду молодежи. Он устремил взгляд на нас, студентов. Федор Михайлович вызвался первым, прочитал поэму о красивой Анне, которая предпочла его другому.

Маяковский продолжал вызывать молодых поэтов, и они выступали один за другим. Доброжелательное отношение Владимира Владимировича к молодежи я наблюдал и спустя десять лет, когда в доме Герцена был организован первый местком писателей. Меня выбрали секретарем кассы взаимопомощи. Маяковский сказал мне, что молодой поэт имярек подал в нашу кассу заявление, прося безвозвратную, превышающую обычную норму ссуду. Я объяснил, что касса вообще неохотно дает безвозвратные ссуды и заранее сказать, как решится дело, нельзя. Владимир Владимирович пришел на заседание кассы взаимопомощи, рассказал, в каком тяжелом положении находится молодой поэт, и правление постановило выдать безвозвратную ссуду.

Мы, студенты, собирались уходить из кафе футуристов. Как вдруг Д. Бурлюк, лорнируя посетителей, объявил, что сейчас выступит футурист жизни, первый русский йог Владимир Гольцшмидт.

На эстраду вышел атлетического сложения человек, напоминающий участников чемпионата французской борьбы, который недавно проходил в цирке Р. Труцци. На футуристе жизни была желтая шелковая рубашка, напоминающая давнишнюю желтую кофту Маяковского. Ворот рубашки с глубоким вырезом открывал бычью шею, короткие рукава обнажали бицепсы. На лице футуриста жизни, на шее, на волосах лежали слои пудры бронзового цвета, что делало его похожим на индуса, йога.

Атлет развернул широкие плечи, вдохнул с шумом воздух, раздувая мощную грудь, и стал говорить о том, что каждому человеку нужно беречь свое здоровье и закаляться. Для этого носить летом и зимой легкую одежду, при любом морозе не надевать шапки, пальто или шубы. Он требовал, чтобы завтра утром каждый, кто слушает его, выбросил бы свои шапки, шляпы, шарфы, кашне, {18} башлыки, сорочки, кальсоны, воротнички, особенно крахмальные, и т. д. и т. п. В доказательство своей "программы жизни" он тут же продемонстрировал свое отлично поставленное дыхание, поднятие тяжестей, сгибание некоторых железных предметов.

После этого первый русский йог потребовал внимательно слушать его и записывать. (Я и записал.) Он советовал всем, кто хочет приобрести хорошую осанку и форму, два раза в день применять древний способ йогов: "Ут-тапа-курм-асана".

- Вы принимаете позу петуха, - говорил футурист жизни, показывая, как это надо делать, - и, держась обеими руками за затылок, спокойно лежите минут десять, вытянувшись, как черепаха. Особенно для мужчин, - продолжал он, рекомендую еще один древний способ йогов, благодаря которому вы приобретете могучую волю и духовную силу. Протяните кверху ноги, согните колени и старательно прикройте лодыжки руками, втяните шею в себя и ровно семь минут созерцайте кончик вашего носа...

В заключение футуристу жизни на огромном блюде принесли большую печеную картофелину, он положил ее целиком в рот, съел. Потом взял обеими руками блюдо, отвел его от себя подальше и с силой ударил им по своей голове. Голова первого русского йога осталась целой, а блюдо разлетелось на куски...

Этот же футурист жизни зимой 1918 года привез на сквер Театральной площади (ныне площадь Свердлова) на санках несмонтированную гипсовую полуфигуру. Он сказал сторожу, что должен водрузить ее посредине занесенной снегом клумбы. Засыпавший от недоедания на ходу и привыкший ко всяким неожиданностям сторож только махнул рукой. Гольцшмидт вооружился лопатой, очистил вершину клумбы от снега, уровнял ее и водрузил подставку. Взяв торс, поставил его на стержни подставки. Потом принес голову, укрепил ее на шарнирах и встал рядом с бюстом. Конечно, собралась толпа.

- Товарищи москвичи! Перед вами временный памятник гениальному футуристу жизни Владимиру Гольцшмидту,- проговорил ловец славы Владимир Гольцшмидт.- Его друзья - четыре слона футуризма: Бурлюк, Хлебников, Маяковский, Каменский. Футурист жизни был первым русским йогом и звал всех к солнечной {19} жизни. В память этого гения двадцатого века я прочту его стихи.