Все, что произошло в отеле

– Как законный представитель несовершеннолетнего ребенка вы можете присутствовать при опросе, – кивнул Иван маме, – а вы нет. – Он строго посмотрел на Настю. – Ваш супруг может отвечать самостоятельно.

– А мы? – уточнила Наташа, показывая на Славика.

– Вы тоже по отдельности. Не расходимся, чтобы мне не пришлось вас искать. Помните, что ваш гражданский долг – оказывать полное содействие следствию.

– Все готово, Иван Сергеевич, – зашла в номер старшая горничная. – Девятый номер в вашем распоряжении. Если что-то потребуется…

– Спасибо, Светлана Петровна, – кивнул Иван и начал собирать со стола бумаги. – Через несколько минут я начну вас опрашивать.

– А мне можно сойти с ковра? – уточнил Славик.

– Можно, – разрешил Иван, – и разбудите вашего официанта. Его я тоже должен опросить.

Иван вышел, и тут началось самое интересное.

Настя подскочила к Масе-Леше и велела ему не болтать лишнего:

– Ты понимаешь, что мы можем оказаться главными подозреваемыми? Ты же помнишь, что произошло в тот вечер? Так что помалкивай.

– Тусечка, – подошла ко мне мама. Я аж вздрогнула от непривычного обращения. – Пожалуйста, не говори следователю, что я собиралась сбросить Виолетту Аркадьевну в залив. Ты же понимаешь, что это шутка. Но, боюсь, у нашего следователя нет чувства юмора.

– Что нам делать? Что будем говорить? – шептала в тот же момент Наташа Славику. – Мы же все видели.

– Мы ничего не видели. Скажем, что занимались любовью, – ответил тот.

– А Толик? С ним что делать? – спросила взволнованно Наташа.

– Мне наплевать. Пусть сам отдувается. От него одни проблемы, – ответил Славик.

– Я не могу так с ним поступить, ты же знаешь…

– Он тебе никто. Не сват и не брат, – отрезал Славик.

– Он мой друг. Мы дружим с детского сада. Его мама… я же тебе рассказывала…

– Сама решай. Я тут не при делах.

Откуда я знаю, что произошло на допросах? Точнее, сборе свидетельских показаний? Мама вызвалась идти первой, чтобы снять с себя все подозрения. Если точнее, ей хотелось побыстрее пойти на море, намазать себя лосьоном для загара, чтобы вернуться и предоставить свое загорелое тело в качестве упрека мужчине, который в последний момент отказался провести с ней отпуск. Она хотела отомстить загаром законной жене своего избранника. Так себе повод, надо признать, но не для моей мамы.

– Я пойду первой. У меня ребенок, – заявила всем она. Никто и не спорил.

Ребенка, то есть меня, потащили в другой номер, как знамя, а потом, усадив в дальнее кресло, просто забыли. Даже главный следователь перестал меня замечать.

«Я слилась с обстановкой!» – написала я Нике.

«Сиди и не дыши. Пиши мне обо всем», – ответила она.

«Советы давать?» – уточнила я.

«Ни в коем случае! Сижу в парнике, тут полная жопа. Воняет химикатами. Пиши мне, или я сдохну, как бабушкины огурцы с помидорами. Мама говорит, что, если будет нужна ее профессиональная помощь, ты можешь к ней обратиться».

«Спроси у нее – на чьей стороне я должна быть, если стоит выбор между матерью и базовыми ценностями? Защищать мать, если она совершила проступок, или нет? В любых случаях быть на ее стороне? Даже зная, что она совершила подлость?»

«Бли-и-ин», – ответила Ника.

Вечером Никина мама вышла с новым подкастом. Мои вопросы она разделила на темы – хватило на три. Я ей сильно подняла рейтинг у молодежной аудитории. Видимо, эти темы интересовали не только меня. Мы с Никой обсуждали, что надо было бы провести подкаст на тему «Хотите ли вы убить своих родителей?». Или «Каким именно способом вы хотите убить родителей? Быстро или пусть мучаются?». Или «Как узнать, что ваш ребенок хочет вас убить?». Тогда бы Никина мама вошла в топ блогеров.

«Пиши мне. Иначе она меня съест, требуя подробностей для новых выпусков», – попросила Ника.

Я писала не для Ники и уж тем более не для ее мамы, а исключительно для себя, чтобы упорядочить мысли и чувства. Не знаю… Может, для того чтобы не сойти с ума. Хотя считается, что подростки как сумасшедшие – выживут, если захотят. Они на своей волне. Записывая события, никакой особой цели я не преследовала. Ника же написала, что впервые за долгое время стала интересна матери. Пусть не как дочь, а как почтовый голубь. Но хоть так. По сравнению с тем, что я оставалась тумбочкой, быть почтовым голубем вполне себе хорошо. Его хотя бы ждут, регулярно кормят и всячески заботятся. Ника писала, что теперь ее не гоняют в огород, позволяют читать все, что захочется, или не читать вовсе. Мать кружит над ней и душит заботой. И все – ради новых сообщений от меня. Ей даже разрешили сходить в местный деревенский клуб на дискотеку. И когда Ника вернулась пьяная в хлам, мать ей слова не сказала.

«Как думаешь, если я буду целоваться на ее глазах с кем-нибудь из местных, она тоже промолчит?» – написала мне подруга.

«Сделает еще один подкаст», – ответила я.