Все, что произошло в отеле

– Мама меня не ищет, можете не сомневаться. А я обещала старшему следователю, что присмотрю за вами. Так что терпите мое присутствие. Хотите, книжку вам почитаю? – предложила я. Если честно, я была рада появившемуся занятию. И Светлана Петровна мне очень нравилась. Поверьте, от одиночества иногда тоже хочется выть. Говоря откровенно, не иногда, а все время. Когда тебя не видят, не замечают… Учишься радоваться малому. Например, общению со старшей горничной, следователем, возможности помочь, не оставаться одной, наконец. Говорю же, люди – идиоты, не понимают, что общение, обычное, человеческое, – самое ценное, что есть в жизни. Некоторые, как считается, наслаждаются одиночеством. Ну возможно, йоги, застывшие в позе лотоса где-нибудь в индийской пещере, им и наслаждаются. Они в этой… нирване, или как там это называется. А обычному человеку требуется разговаривать с себе подобными. Животные не в счет. Согласитесь, разговаривать с котом или с собакой, пересказывая ей события минувшего дня, кажется несколько странным. Тут недолго и кукухой поехать. Я считаю, мне повезло. После того как в другой город уехала моя близкая подруга Маша, я очень долго чувствовала себя одинокой и часто плакала. Тетя Женя не знала, как меня успокоить. Мы с Машей подружились в детском саду, сидели за одной партой в младших классах школы, считали себя сестрами. И вдруг она сообщила, что уезжает. Навсегда. И мы вряд ли когда-нибудь увидимся. Я тогда ходила зареванная, просила маму переехать в тот город, куда уезжают родители Маши. Мама решила, что я капризничаю и специально треплю ей нервы своими глупыми фантазиями. Тетя Женя твердила, что у меня будет еще сто подружек, что жизнь иногда так складывается – люди уезжают, возвращаются. Что мы сможем писать друг другу письма. Я до сих пор помню Машин отъезд. И как тогда плакала, будто оплакивала не отъезд, а смерть подруги. Еще сто друзей, как заверяла тетя Женя, у меня не появилось. Лишь с появлением Ники я перестала чувствовать себя одной на всем белом свете. А от разговоров с домашними питомцами меня избавила мама – она не хотела заводить в квартире даже рыбок. Категорически. Кто знает, может, она была права. Вот Рыжий точно все понимает. Если бы у меня был такой кот, может, мне и подруга бы не понадобилась. Ну точно как в мультфильме «Простоквашино». Так или иначе, помимо наблюдательности, я еще страдаю отличной памятью. Помню все, в мельчайших деталях. Хотела бы забыть, но никак не получается. Помню, в каком платье пришла в школу Маша в свой последний день. Помню, как мы лепили ежиков в детском саду. Все дети должны были принести шишку, но не пухлую, а длинную, еловую. Мама, конечно же, не собиралась идти в парк и искать шишку. Никакую. Хоть сосновую, хоть еловую. Маша отдала мне свою. Сказала, что ей папа другую найдет. Он был готов весь вечер бродить по парку в поисках самой красивой шишки или листьев. И точно найдет еще одну шишку. Из этой я смогу сделать поделку, которую поставят на шкафчик. Я тогда подумала, что вот одним все – и шишка, и папа, а другим ничего – ни папы, ни завалящей шишки.

– Какую книжку? – голос Светланы Петровны вернул меня к действительности.

– Да любую. Я могу загрузить и читать с телефона, – ответила я.

– А можешь, детка, Бунина, «Темные аллеи»? Ты читала? – спросила она.

– Да, читала, давно. В школе проходили, – ответила я, поскольку в то время была увлечена Голсуорси, Драйзером и прочей зарубежной литературой.

– Почитай мне, пожалуйста. Мне папа читал Бунина. Я еще совсем маленькой была, а детских книг в доме не нашлось, вот папа и читал Бунина.

– Ладно… Бунин так Бунин. А вы мне расскажете, что случилось с Молли? Про кого говорила Галина? Скандал какой-то был…

– Да ерунда, ничего интересного… – отмахнулась Светлана Петровна.

– Если вы так говорите, значит, точно интересно. Давайте так: вы мне про Молли рассказываете, а я вам Бунина каждый вечер читаю, если захотите, – рассмеялась я.

– И Ахматову! – воскликнула Светлана Петровна.

– По рукам.