Все, что смог

Квасин походил еще по кабинету, успокоился и стал поглядывать в сторону чайника. Тут к нему заглянул Клевер.

— Заходи, — кивнул головой Квасин, — Чай будешь?

— Спасибо, Леонид Сергеич, некогда мне. Дел по горло.

— То-то я смотрю, осунулся ты. Глаза опухшие.

— Достал меня этот Добролюбов покойный. И казино это достало. И пострадавшая Мовсесян. Сбежала она, товарищ майор.

— Как сбежала? Она ж подписку о невыезде дала.

— Вот так и сбежала. Собрала вещи и уехала. Я с соседкой разговаривал — наблюдательная такая бабулька попалась. Говорит, что сама уехала, на такси. А куда, зачем — ни слуху, ни духу. И мать ее с сыном тоже уехали. К ним с утра Кожевников мотался. Куда — никто не знает.

— Испугались, значит, — пробормотал Квасин и, усевшись в кресло, полез за чем-то в стол.

Клевер долго смотрел, как он роется в выдвижном ящике, словно ищет что-то важное. Наконец, Квасин захлопнул ящик и поставил на стол небольшую коробочку из-под сахара. Выудив оттуда белый квадратик, он засунул в рот и начал деловито хрустеть.

— Извини, — улыбнулся он с набитым ртом, — С детство в одном месте до сих пор играет. Люблю рафинад. Послаще всякого печенья будет.

Гришка Клевер закатил глаза. Он тут мечется, что угорелый, а Квасин жрет сахар и требует результатов. А как он их получит, это уж Квасина не касалось. Его дело… ножкой топнуть. А Клевера — дергаться, что клоун на ниточке.

Да еще убийство это некстати подвернулось. Именно на его участке. И расследовать тоже ему придется — больше запрячь некого, вот Квасин и запряжет.

Только с проститутками возиться ему не хватало для полного счастья.

Жаль, конечно, девушку, забили до смерти. Зрелище было — мама не горюй. Впору ужастик снимать. А отпечатков в квартире — уйма. Кого только девица к себе не водила…

Самое обидное, что свидетелей не было, хоть убийство произошло в середине дня. Никто ничего не видел, не слышал. Но скорее всего, просто молчат. Боятся кого-то. Очевидно, хорошо знают. Придется трясти. Только вот кого?

Было в этом деле нечто странное, такое, что Гришка Клевер объяснить не мог. Это чувство появилось тогда, когда он увидел фотографию убитой — нормальную фотографию, где она еще жила и даже улыбалась, позируя фотографу. Что-то знакомое было в ее улыбке, чертах лица.

Память у Клевера была фотографической и пока еще ни разу не подводила. Кто-то весьма похожий на нее, фигурировал совсем недавно в каком-то деле. В каком — еще предстоит вспомнить. Но он вспомнит. Он обязательно вспомнит.

Наташа Кораблева. Красивая фамилия. Безобразный финал.

Глава 9

Тубольцев успешно справлялся со своей ролью призрака, следовавшего за Чеченцем по пятам. Он весь день тусовал неподалеку, делая вид, что слоняется без дела. Сидел около метро с картой города в руках — типа не местный, заблудился.

Потом забежал в туалет, закрылся в кабинке и переоделся в футболку и шорты, которые таскал с собой в пакете. Пакет тоже исчез — сменился на легкий рюкзак. На глаза Тубольцев надел очки с затемненными стеклами. Единственным, что могло его выдать, был нос. Но его в карман не спрячешь, и новый не наденешь. Оставалось надеяться, что он не слишком привлекал к себе внимание.

Сначала игра в шпиона его развлекала, к середине дня успела поднадоесть, а к концу Тубольцев не знал уже, на кого или что излить раздражение. Торчать весь день в метро или в парке, где люди ходят туда-сюда, жужжа, словно мухи, было делом неблагодарным. И перекинуться словечком было не с кем. От скуки голова уже шла кругом. Единственное, что вдохновляло и удерживало, чтобы не взорваться и не позвонить Златареву, чтобы наораться всласть и даже пригрозить уволиться, была мысль о том, что вечером он, возможно, увидит Настю.

Прелестнейшее создание с аквамариновыми глазами.

Настенька…

Это имя завораживало и сводило его с ума. Хотя в школе он терпеть его не мог, потому что классную тоже звали Настей — Анастасией Жоржевной, которую за глаза все называли Жабовной. Уж слишком она была приставучей и мелочной, любила, когда ей делали подарки и за милую душу лепила в дневник Тубольцева «неуды» по поведению, за которые отец отвешивал неплохие затрещины.

Настя, Настенька, Настюшечка…

Жаль, что он не помнит ни одной песни с этим именем. Пел бы сейчас себе под нос. Не так скучно было бы.

Тубольцев заметил, что Чеченец выходит из метро, и приготовился следовать за ним. Чеченец шел довольно быстро, даром, что калека. Тубольцев едва поспевал, чтобы не терять его из виду. Мало ли что. Хотя за целый день вокруг не появилось ни одной подозрительной личности — прохожие шли мимо, иногда останавливались, чтобы бросить денежку. Несколько мужиков собрались вокруг и слушали, кивая головой. Ничего особенного в их поведении не наблюдалось. Каждый слушал и думал о своем, о наболевшем — кто о войне, кто о друзьях, потерянных или погибших. Репертуар Чеченца в основном состоял из песен «Любэ» и собственных любительских армейских песен.