Все, что ты хочешь

– Реджина…– говорит доктор, переходя на отечественно-доверительный тон, – Вы должны понимать, что, если наша практика не даст результатов, и Вы не пойдете на поправку в ближайшие сроки, мне придется определить Вас на постоянное лечение, под наблюдением, дабы избежать возможных рецидивов.

– Иными словами, Вы упечете меня в психушку, док?

– Я искренне того не желаю, поверьте. Но у меня не будет иного выхода, если мы не найдем точки соприкосновения. Вы должны помочь мне, мисс Вэлл.

– Да, я понимаю. – отвечает девушка бесцветным голосом.

– Вы готовы сотрудничать?

– Готова. – с легким кивком.

– Попробуем еще раз. Я повторю вопрос: как Вы планируете провести этот вечер?

– Ну…– Реджина останавливается, будто в задумчивости. – Полагаю, я вернусь домой. Поужинаю. Просмотрю новости. Включу телевизор на программе «Шоу Бенни Хилла». И в довершении всего лягу спать. Правильно, доктор? Так проживают свои вечера нормальные люди? – не сдерживает колкую иронию в голосе девушка.

– Да, совершенно верно! – отвечает доктор Брайн с энтузиазмом, – Вы отлично справляетесь!

– Но прежде чем уснуть, – спешит изничтожить его радость девушка, – Я оставлю открытыми газовые конфорки. Уже лежа в своей постели, и убедившись, что на кубический метр кислорода приходится меньше, чем газа, я достану из пачки сигарету, потянусь к зажигалке, и с райским блаженством закурю…

– Так. – останавливает ее врач. – Пойдем другим путем. – кажется, собственный проигрыш вовсе не огорчает Брайна и чем больше Реджина усердствует в колкостях, тем с большим интересом он бросается в свою работу.

Существует распространенное мнение о том, что суициденты в большинстве своем никогда не говорят о собственных намерениях, и однажды решившись, они уходят – решительно и бесповоротно. Но это – страшное заблуждение. Как правило, люди, стоящие перед пограничной ситуацией, охотно прибегают к вербальным коммуникациям – в надежде ли получить помощь или поддержку, или попросту уведомить своих близких о мучающих их переживаниях. Слова – вот, что представляет действительную ценность. И чем больше пациентка доктора Брайна будет говорить, выговаривать сложившуюся и пока неразрешенную проблематику душевной жизни, тем больше шансов на успешное прохождение лечения.

Парадокс самоубийства заключается в том, что прекращение жизни наполняется для самоубийцы морально-психологическим смыслом. И об этом ни при каких обстоятельствах не следует забывать.

Врач, покинув кресло, останавливается перед массивным столом, и выуживает из его недр карточки с неясными очертаниями размазанных по ним чернил.

– Пятна Роршаха? – быстро догадывается Реджина, бдительно следившая за манипуляциями доктора.

– Вы абсолютно правы. Полагаю, принцип работы Вам известен, мисс? – глаза его мерцают хитрецой пополам с убийственной самоуверенностью, смешанной в пропорции один к трем с доброжелательностью.

– Известен. – сухо бросает девушка.

– Тогда приступим. – Брайн возвращается к своему почетному месту, и, перетасовав карточки, оборачивает к девушке одну из них. – Что Вы здесь видите, мисс Вэлл?

Чернильное пятно? Бумагу и кляксу на ней? – уныло размышляет девушка, но решает, что подобный ответ не составит интереса для изучения.

– Я вижу…ммм…легкие курильщика. – фыркает девушка, – Нет, постойте. Это Сизиф, древнегреческий герой, за непослушание богам попавший в Аид, и теперь ему уготована вечность бесполезной и бессмысленной работы, олицетворяющей все человеческие чаяния и смешные потуги на продуктивность. Вот он поднимает свой камень, тащит его в гору, но еще секунда – и каменная глыба срывается к подножию. Упрямый Сизиф возвращается за ним, внутренне ощущая всю тщетность загробного существования. Жестоки боги, ибо порешили они, что от жизни избавиться можно, но от смерти – никогда.

Доктор Брайн молчит несколько секунд, глядя на девушку широко раскрытыми глазами, затем, будто бы желая удостовериться самолично, бросает взгляд на пятно. Она что, действительно все это увидела? Ну, клякса, как клякса, никаких мифологических сюжетов. Правда, быть может, вот эта забавная линия похожа на несущегося вдаль оленя…И бескрайние леса, переходящие в горный ландшафт. Да, вот и птички поют в левом углу. Так, стоп. Он отвлекся.

Снова перетасовывает карточки, показывает девушке иную картинку, выполненную той же черной тушью, но разбавленной с бледно-красными оттенками.

Реджина глубоко вздыхает:

– Я вижу, как древние ацтеки совершают обряд с человеческими жертвоприношениями. Вот тут – кровь, руслом сбегающая по желобам пирамиды с усеченной верхушкой, что, достигнув ее истоков, обагрит собравшуюся толпу, изнывающую от хищнического голода, возбужденного жреческими изуверствами.

Доктор Брайн почувствовал, как нервно дернулось его правое веко.

– Хорошо, еще одна попытка. – и мужчина достает очередную карточку. Реджина долго вглядывается в нее, прежде, чем многозначительно изречь:

– А это, доктор, ужасно неприлично с Вашей стороны. – и девушка чопорно отворачивается.