Даже если мне удастся в этом месте устоять перед искушением и не описывать больше мой первый вечер в Виндзоре, все равно в этой книге мне придется приоткрыть некоторые тайны королевских особ. Хоть я и подозреваю, что тем самым нанесу ущерб описываемому институту. Ведь, в конце концов, как писал еще в 1867 году великий британский профессор государственного права, экономист и политический философ Уолтер Бейджхот, «тайна — это основа королевской власти, мы не имеем права проливать на нее свет!». Наверно, потому даже самые убежденные республиканцы не могут устоять перед чарами королевских домов, что в нашем мире, ярко освещенном софитами и телекамерами, они являются последними институтами, обладающими еще хоть какой-то таинственностью. Сегодня быть «знаменитым» вообще ничего не значит. В наше время круглосуточных теле- и радиопередач, которые обещают всем и каждому стать богатым, известным и прекрасным, да еще с учетом неограниченных возможностей рассказать о себе в Интернете, «известность» перестала быть чем-то чрезвычайным. Мир полон известных личностей. Одни известны своим богатством, другие — красотой, третьи — достижениями или преступлениями, а некоторые известны просто своей известностью. Члены королевских семей — единственные, кто обязан славой только самому факту своего существования, которым ничего не надо делать, чтобы приобрести необыкновенную значительность. Как раз в наше время индустриальной пластиковой известности запертые ворота Балморала, Зарзуэлы и Фреденсборга[1]
сохраняют последнее, настоящее очарование.Становится ли это очарование меньше с каждым лучом света, попадающим во внутренние покои королевских дворцов? Когда в конце шестидесятых годов английский документалист Ричард Коустон получил официальный заказ королевского двора снять фильм, в котором члены королевской семьи должны быть представлены как «совершенно нормальные люди», то режиссер Ричард Аттенборо предостерегал его, что этим фильмом он навредит монархии. Аттенборо опирался на свой авторитет автора нескольких документальных фильмов о первобытных народах. «Весь институт монархии, — объяснял он, — держится на мистике вождя в его хижине. Как только какой-то член племени получает возможность увидеть эту хижину изнутри, система существования вождя становится неустойчивой — и от этого может погибнуть все племя».
А что случится, если на следующих страницах я расскажу, что представляют собой члены монарших семей, когда они находятся «среди своих», или выдам ласкательное прозвище, которым называют королеву Англии домочадцы? Безобидно ли это? Или нескромно? Или гораздо больше того? Египетские фараоны всегда имели два имени. Одно, которое знал народ. И одно тайное. Истории до сих не известны имена древних королей Сиама, в такой большой тайне они сохранялись.
Ну да ладно. Кузены и кузины королевы зовут ее Лиллибет, а муж пользуется правом на ласковое Сосидж (Сосисочка). В Древней Бирме эти строчки стоили бы мне головы.
Но времена меняются. Это видно уже по комнате, в которой я пишу. Я сижу за письменным столом из прессованной древесины, пол покрыт ламинатом. Единственная мебель в этой комнате — письменный стол, шкаф и кровать. Я нахожусь в пристройке пятидесятых годов к одному из крупнейших и старейших монастырей Европы — Хайлигенкройц (монастырь Святого Креста). Приехал я сюда, потому что вбил себе в голову, будто план моей книги надо писать в знаменитой библиотеке именно этого монастыря. А точнее, в ее роскошном барочном Золотом зале. Я представлял себе, как буду наносить эти строки на бумагу, вдыхая запах столетних книг. А вместо этого сижу в келье. Длительное пребывание в библиотеке без противогаза запрещено, так как хранилище поражено плесневым грибом. Единственные гости, которые в настоящее время вольготно себя чувствуют в библиотеке, называются rhizopus stolonifer, aspergillus glaucus и botrytis cineria. Единственный запах, которым там сейчас можно «наслаждаться», — запах терпентина (скипидара). Тысячи и тысячи книг очищают скипидаром, прежде чем, герметически упакованные, их отправляют в лабораторию, где грибы уничтожают гамма-лучами.
Не поражена ли идея королевской власти такими же грибами? Верит ли сегодня кто-нибудь в «величие» королей? Верят ли в него еще сами члены монарших семей? Эксцессы, которые время от времени позволяют себе принцы, не так уж сильно вредят королевской власти. Опаснее то, что короли, кажется, сами делают все возможное, чтобы стать банальнее. Они хотят быть как можно более обычными. Это не только «близость к народу», которой они все бредят. Они хотят «быть», как народ.