Все, что захочешь (СИ)

Где такие родятся? В какой их оранжерее выращивают? Трясёт своей чёлкой, паршивец эдакий, и улыбается. На щеке при этом проявляется трогательная ямочка, так и хочется к ней прикоснуться губами. Обожаю его улыбку и опасаюсь. Чувствую, как пагубно она на меня влияет, как затягивает своим очарованием и вышибает остатки разума и самообладания. Не могу иной раз сдержаться и срываюсь на нём, качусь по наклонной, цепляясь из последних сил за крохи былой уверенности.

И ведь не боится меня, чертёнок. Глаз своих бесстыжих и бл*дских не отводит. Вижу, что врезать иногда хочет, но сдерживается. И дразнит меня, дразнит каждый день. Где он только рубашки эти берёт из марлёвки? Задницу свою обтянет штанами узкими, ходит у меня в кабинете, как по подиуму, так и хочется его прижать к себе, содрать эти несуразные штаны и стиснуть руками соблазнительную попу.

Сначала я думал, что диплом его хвалёный купленный. Слишком уж мне легкомысленным и ветреным показался, треплом зелёным. Но первое мнение обманчиво, потом смотрю, справляется со всем, что, ни задаю. Дёргается, но делает, и именно так, как мне надо. На встрече меня не подвёл, выдержал проверку с честью. Сергей его тут же переманивать стал. А Юрка-то, каков! «Я предан нашей компании и Михаилу Алексеевичу». Знает, засранец, что сказать. А Серёга смотрит на парня, как будто съесть хочет. Размечтался. Никому не отдам. Мой Юрка, мой.

Когда я на конференцию ехать собрался, то не мог и представить, что целых пять дней не увижу чертёнка. Ну, что ж. Возьму Юрку с собой. Тем более, он вроде и немецкий знает. А вот и проверим эту нахальную задницу, что из себя представляет.

На моё удивление парень очень бойко говорил на немецком, тараторил как на родном. Собирал около себя целую толпу слушателей. Буквально пара дней, и о нём уже многие заговорили. Звезда, чёрт его дери. Красоваться любит.

Не могу смотреть, как на него все пялятся. Хочется разогнать всех на хрен, схватить Юрку и утащить куда-нибудь подальше от посторонних глаз.

Я не заметил, когда он стал вызывать во мне это чувство. Он совершенно не похож на моего Петра – серьёзного, вдумчивого, просчитывающего каждый шаг. Казалось, что он просчитал всё. Только не смог предугадать аварию на дороге.

Петя, Петруша… Как больно было его потерять! Мне иногда снятся его похороны. Плачущая, вмиг постаревшая мать, почерневший отец. Может, это и хорошо, что у меня нет родителей. Им меня точно не хоронить. Хотя, они меня давно похоронили: с тех самых пор, когда сдали в детдом. Я их и не помню, и не знаю. И никогда не возникало желания узнать. Учился жизни сам, не надеясь ни на чью помощь. Скитания по общагам дали уроки самостоятельности. Армия добавила дисциплины и приучила к порядку. Что я в жизни видел и знал? Казармы, сплошные казармы. Мы с Петей даже не успели создать семью. Наше счастье было кратким. Я год не мог прийти в себя, не желал никого видеть в этом проклятом доме. Даже домработницу не нанимал. Не хотел, чтобы к нашим с Петей вещам прикасались чужие руки. Да и зачем платить кому-то за то, что в принципе можешь сделать сам?

И вдруг Юрка. Часто хотелось его просто прибить, размазать по стенке. Но не по-настоящему. А припугнуть, подчинить, поучить жизни. А потом любить долго, с чувством, растягивая удовольствие.

Как же меня бесят его засосы на шее! И это пофигисткое выражение лица.

Когда я увидел его в туалете с мальчишкой, у которого пылали щёки, то чуть не придушил. Нет, не Юрку, а того пацана-немчуру. Еле сдержался. А Юрку готов был трахнуть тут же в туалете. Смотреть на его горящие глаза выше моих сил. Стояк становится железным.

Чем? Чем он меня взял? Я ведь о нём почти ничего не знаю. Вот и повёл в пивную.

Юрка, какой же ты искренний и славный! С такой любовью рассказывал о своей семье. С юмором. По-доброму шутил над мамой, братишку называл лошарой, а сам улыбался при этом, и говорил, что соскучился по веснушчатой мордахе. А бабушка-то оказывается у него лежит.

Только не смей бл*довать, а то запру на семь замков и решётки на окна поставлю.

А потом эта подстава случилась. Знал я всё, чувствовал. Но Юрку надо было проучить, чтобы думал, прежде всего, своей головой, что творит. Мозги иногда полезно включать. Не знаю, как я его ударил. Наверное, хотел прекратить начинающуюся истерику. А получилось наоборот. Врезал мне, не побоялся. Я думал, сейчас драться будем. А он заплакал. Не ожидал я такого, не был готов, растерялся, прижал этого ребёнка к себе. Позволил острым кулакам гулять по своим плечам. Хотелось разделить его боль, чтобы было Юрке легче.

Так горько было. Ненавидит. Дай, тебя поцелую, пока ты в моих руках. Не дашься же потом. Оттолкнёшь.

Жаркий мальчишка. Крышу от него сносит моментально. Никогда контроль над собой не терял, а тут выскочил из номера как угорелый от греха подальше. Ведь пожалею потом. Юрка ни за что не простит насилия.