Когда кромешная тьма опускается на лес, и блики клинков, которые для меня были, как маяки, потухают, я замираю. Бежать вовсе нет сил (тем более, в какую сторону?), а кричать снова — бесполезно. Надежда, что за мной придут, угасает, но ее мельчайшие крупицы снова возрождаются: я вижу запыхавшегося Мэйсона, который спешит за отрядом, чуть ли не передвигаясь на четвереньках из-за неровной лесной почвы.
— Мэйсон! — коктейль досады и обиды, что меня бросили, как какую-то ненужную вещь, развеивается — правда, не до конца. Я знаю, что Мэйсон тот, кто может меня выручить, но так же знаю, что он — наш злейший с Артуром враг и навряд ли станет протягивать руку помощи. Но попытка не пытка. Всхлипнув, обращаюсь к нему со своим самым печальным взглядом, почти не надеясь, что с ним такое прокатит. — Я… я заблудилась. Прошу, помоги мне…
Он поднимает на меня голову.
— Несомненно.
Когда его ладонь приближается к моей, я собираюсь ее обхватить и отблагодарить за столь мужественный выбор, как неожиданно… он толкает меня, выплевывая:
— Прокатись с ветерком, сучка!
К несчастью я узнаю, что за мной склон, когда уже качусь по нему, царапаясь о колючие кусты и ударяясь головой о мелкие камушки. Тело адски горит, и я не могу терпеть столь невыносимую боль — не физическую — а от поступка Мэйсона. Как он мог? Сволочь!
Разрываюсь в криках. Слезы обжигают глаза, смешиваясь… с кровью? О, боже, на моем лице кровь! Но «американским горкам» не наступает конец, пока я не делаю в воздухе несколько завитков и не падаю на старое поваленное дерево. Что-то хрустнуло подо мной — надеюсь, это не мой позвоночник. В противном случае, я не чувствую своего тела.
Темный силуэт Мэйсона стоит над склоном и решается уйти, когда я терплю крах, попытавшись подняться. Он видит, что я обречена, и ему от этого лишь веселее. Действительно веселее — его маньяческий хохот проносится по мрачному лесу, а затем, смешиваясь вместе со звуком быстрых шагов, пропадает. Мэйсон скрывается с места «преступления». А я так хотела навалять ему хорошенько. Жаль, что все мое тело свело: я бы не прочь была показать ему средний палец или кинуть в его переполненную коварными планами головушку приличным булыжником. Но ничего, он еще отхватит свое.
Если я, естественно, выберусь отсюда живой…
Как-то Артур, которого, к несчастью, сегодня не было на охоте, говорил, что здесь водятся волки. Подтверждению тому было несколько человеческих жертв с прокусанными глотками — ну, судя по его рассказам. Или… виновниками этого могли быть вовсе не четвероногие твари, а, например, демоны — хах, как будто от этого легче. Тем не менее, они не могли быть страшнее того чудовища, от которого мы — «смелые» и «отважные» Охотники — с дикими воплями убегали…
Кстати о нем!
Я не щажу своего искалеченного тела и резко поднимаюсь. Как стоило мне вспомнить о демоне-вербовальщике, так он явился, не запылился! Я слышу его прерывистое дыхание и представляю, как из его больших ромбообразных ноздрей, которым позавидует сам Волан-де-морд, вырываются горячие струи пара — прямо над моей головой. Я чувствую, что он стоит на склоне и, кажется, смотрит куда-то вдаль — если бы эта скотина заметила меня, я бы давно была в его мерзком брюхе. Вербальщики, пусть и выглядят как те самые уродливые черти из игры «Дябло» и имеют довольно острые закрученные вовнутрь рога (я уже молчу об их заточенных когтях и красной полыхающей пламенем кожей), но они не так сильны, как, например, Призывники. Зато главное оружие Вербальщиков — огонь и — что, думаю, сегодня испытал каждый Охотник — страх, который они обожают вселять в нас. В основном, чем они нас и пугают, так это своими иллюзиями. Почти каждый человек может увидеть в морде какого-нибудь из этих демонов того, кого боится больше всего на свете, отсюда и берется неожиданная трусость даже у самых отважных и, казалось бы, непобедимых ничем Охотников. Иногда члены нашего клана неосознанно поддавались влиянию таких созданий — что они и сделали сегодня, но были и исключения из этого числа. Точнее быть, я. В мордах этих созданий я не видела ничего иного, кроме их настоящих обликов — мерзких и уродливых,- и совершенно не понимала, почему так происходит, ведь я не боялась самих Вербальщиков, а боялась другого, что не отражалось ни в одной из демонических рож, некогда повстречавшихся мне.
Боль и некий испуг одолевают мною. Я перестаю двигаться, подняв голову. Впрочем, я бы не прекратила попыток выбраться отсюда, если бы на меня не капнула бы слюна этого урода — фу, господи! — если выживу сегодня, буду мыть голову два дня. Но, мне не кажется, что мое неожиданное превращение в статую особо спасет: демон резко опускает голову, и ядовито-желтые глаза устремляются на меня — ой-ей.
— Х-хоро-оший демон, — нелепо шепчу я, когда он высовывает отвратительный язык, чтобы облизнуть острые, как бритвы, зубы, затем пригибается на мощных передних лапах-ручищах. — Ты же не станешь меня есть, правда?