И тут я поняла, что мне пришел конец. Он больше не кричал, не ругался. Генрих просто молчал, но интуиция подсказала, что его единственное движение в мою сторону может стать последним для меня. Надо сказать, что умереть я вовсе не боялась. А ужас сковал меня перед чем-то страшным, таким, что за гранью простого человеческого понимания. И я понимала, что ужас будет долгим. Вечно долгим, если можно так перевести с демонического на человеческий. Боковым зрением я заметила тот же ужас в глазах Шаэля. Взгляд его отчаянно стремился ко мне, но тело безвольной марионеткой с обрезанными веревками все так же унизительно беспомощно обвисало по стене. И тут....
На пороге появилась Ануш. Меньше всего я ожидала увидеть её в этот момент.
— Ес араркум ем! — закричала она, и Генрих на минуту повернулся к ней. — Проклятый Каджи, пошел вон в свою Каджети! И как ты посмел явиться в Её храм?!
— Иди к черту, жрица, — зарычал он, облизывая налившиеся малиновым соком губы. И захохотал, видимо страшно довольный своей шуткой. — Твоя Дева давно мертва, и кто помешает мне в моей законной охоте? Тем более, твой выдохшийся мальчишка так кстати привел меня сюда сам!
Воспользовавшись тем, что Генрих продолжил светскую беседу с Ануш, я со всей силы ударила его ещё раз осколком. На этот раз по руке, которую он протянул было в сторону Ануш. Она громко и одновременно с рычанием Генриха вскрикнула:
— Держи крепко, куйр!
И в воздух, за который я все ещё держалась, через голову Генриха тут же полетела небольшая вещичка, а через долю мгновения я держала в руке знакомый кулон. В тот же миг через мою ладонь пошли уже знакомые мне теплые волны, но быстро, несравнимо быстрее, чем в Доме Невесты. Они несли уже не томное покалывание и телесную истому, а ощущение, словно через меня устремился холодный огонь. Он опалял всю мою душу, но тут же откатывался назад, оставляя прохладу стали на сердце. Ощущение было болезненным и мучительным, но вместе с ним через боль, жар и холод через меня вдруг прошел столб света, и я растворилась в ком-то, бывшем явно не мной. Ярость такой силы, какой я не испытывала никогда в жизни и даже не подозревала, что могу так ненавидеть, пронзила меня с головы до пят. И вместе с ней в меня пришла Сила.
Демон вместо того, чтобы отобрать у меня кулон, вдруг забился в истерике, закружился на месте, стал съеживаться, скукоживаться и вдруг тоненько и душераздирающе завыл. Но у меня не было к нему ничего, кроме невероятного презрения и брезгливости. Незнакомые слова заполнили меня, и я вдруг стала выкрикивать что-то ужасное, но до конца и сама не понимала, что я кричу. Не от кулона, нет, уже от меня во все стороны плескались искры холодного огня, и когда они попадали на Генриха, он пронзительно вскрикивал, съеживался и старался отползти от того, что в данный момент стало мной. «Это честно, — подумала я сама, — потому что сейчас на равных!». Хотя, конечно, не совсем на равных был этот бой. То, что рождалось во мне, было гораздо старше, сильнее, могучее, яростней и меня, и этого забулдыги-демона.
От света, безжалостно заполнившего всю комнату, ожил Шаэль. Он с трудом протянул руку и преградил дорогу Генриху, готовящемуся сбежать. Теперь уже Ануш стояла в каком-то странном трансе, словно держала происходящее на своих не таких уж могучих плечах.
Демон упал под напором Шаэля. Я подошла к нему. И что-то спросила на незнакомом мне языке. Генрих кивнул и заплакал. По детски, размазывая слезы по лицу. Слезы мешались с кровью, которой было перепачкано его горло и руки. Малиновый цвет и крови, и глаз сгущался, терял чистоту и прозрачность, становился больным и несвежим.
Генрих, подняв на меня умоляющий взгляд, в котором блестели слезы, о чем-то горячо начал просить.
— Нет, — обессилено шепнул Шаэль, но я его услышала. — Здесь нет твоего мужа. Совсем нет.
И тогда то, что набрало силу во мне, подняло руку с кулоном. Впрочем, я чувствовала, что кулон совсем был не нужен, чистая сила шла уже от моего собственного холодного света, даже не нужно было и руку-то поднимать. Скорее всего, это был просто красивый жест. Сила во мне могла просто пожелать, и она пожелала. Огонь прошел сквозь рыдающего Генриха, который тут же завизжал, волосы у него на голове стали дыбом, кожа истончалась на глазах. Демон горел в чистом холодном огне, что был полной противоположностью огню адову. И когда от него не осталось ровным счетом ничего, я почувствовала невероятную усталость. И тут же отключилась. Совсем. Даже не слышала звука своего падения.
***