Все демоны моего мужа (СИ)

Мы остановились друг напротив друга. Очень живописная парочка, надо сказать. Я в вечернем платье, судорожно прячущая голые плечи в шелковую узкую накидку, и узких лодочках на каблуках, он — в шортах, сандалиях на босу ногу и старом ватнике, из которого в продранных местах торчало клочьями содержимое. Парень был лыс, отчего особенно явно подчеркивалась его частичная микроцефалия, взгляд его был чист, на губах играла жизнерадостная улыбка, тут же из раскрытого в улыбке рта по подбородку капали слюни. Мгновение он с восторгом смотрел на меня, затем жалобно произнес:

— Дай конфетку. Я конфетку хочу.

Я вспомнила, что в сумочке у меня лежали конфеты, заныканные опять же на всякий случай, быстро достала столько, сколько нащупала рукой, и протянула ему.

— На, вот тебе конфетки.

Он с удивительной быстротой и ловкостью развернул единым махом несколько бумажек, и отправил горсть конфет в рот. Я вздохнула от ставшей явно для меня бесполезности этой встречи, порадовалась тому, что он попросил всего лишь конфет, и они у меня были, и собралась идти дальше. И тогда вдруг городской сумасшедший схватил меня за руку и внятно, несмотря на полный рот сладостей, произнес:

— Подожди, я должен тебе сказать.

Он, все так же держа меня за руку, старательно прожевал и смачно, с гульканьем проглотил выданные мной конфеты (между прочим, кажется, это были «Белочки» — шоколадные и с орешками) и довольно крякнул. Все это время я стояла, боясь пошевелиться, и напряженно думая, что ждет меня дальше. Между тем, идиот вполне доброжелательно произнес:

— Ты хорошая. Мне велели тебе передать, чтобы ты убегала. Скрывайся, где можешь.

— Почему? — вдруг спросила я, смутно припоминая, что кто-то уже говорил мне это. И, кажется, на этот раз мое подсознание сразу включилось в то, что имелось в виду.

— Это не твоя война. — Вполне разумно сказал парень. В этот момент, очевидно, порывом ветра разорвало ночную тучу, и в прореху вывалилось отражение куска месяца. Лицо идиота на мгновение осветилось лунным светом, и я увидела, что глаза у него вполне разумные, внимательные и смотрит он на меня с настороженной жалостью.

— Кто тебе сказал передать мне это? — у меня хватило реакции, чтобы задать не менее важный вопрос.

— Она. — Идиот уже опять смотрел рассеянным блуждающим взглядом. И луна, показав на мгновение его истинное лицо, опять скрылась за тучей. — Дай конфетку. Я конфетку хочу.

Я полезла было в сумку, но опомнилась:

— А у тебя ничего не слипнется? Скажи, кто она, которая велела мне убегать, и я дам тебе конфетку.

Пошарив секунду рукой в сумочке, я уверенно добавила:

— Две.

Идиот захихикал, словно я произнесла перед ним задорный скетч, полный гэгов и умопомрачительных приколов:

— Слипнется! Попа слипнется! Я знаю, я знаю, что слипнется! Попа!

Подождав, пока у парня пройдет этот порыв чистой детской радости, я похлопала по сумочке рукой и повторила:

— Скажи, кто она, и я дам тебе две конфетки.

— Она — королева обиженных, и дает им успокоение. Через огонь дает.

Вдруг как-то сразу мой визави забился в припадке, поднимая плоское бледное лицо к темному небу, с которого, не переставая, сыпалась снежная крупа. Его перекосило, он схватился за меня уже двумя руками и повис на мне, словно собираясь вот-вот рухнуть на землю. Я еле удержалась на ногах, старательно отцепляя от себя его липкие грязные руки.

— Матушка, матушка, — бормотал он, словно сам себе, — спаси и сохрани, заступница! Демонов изгони, гони, гони демонов, назад в ад гони. Спасайся, беги, матушка придет, никого не оставит, всех чистым огнем польет. Освободит нас, неприкаянных, меня освободит, огнем освободит. Тебе не надо, можешь попасть, пропасть можешь. Жду твой огонь, жду огонь, жги демонов!

Парень совсем вышел из себя. У него бешено задергался глаз в невиданном мной доселе нервном тике, из перекошенного рта коричневой конфетной струей слюни полились без остановки.

— Конфетку-у-у, конфетку-у-у, — вдруг как-то совсем по-волчьи завыл он в сторону спрятавшейся луны, и я, малодушно сунув ему в ходуном ходящие, потные и липкие ладони остатки запасов «Белочек», кинулась прочь по аллее, все время на ходу прислушиваясь, не раздаются ли сзади звуки погони.

Удивительное дело, но, то ли от ужаса, то ли от чего-то, направляющего меня свыше на верный путь, я очень быстро выбежала из парка прямо к станции метро. Оглянувшись, поняла, что у моего страха были очень велики глаза, так как то, что ещё несколько минут назад казалось мне непроходимыми дебрями, со стороны смотрелось, как несколько чахлых безлистных кустиков, коротким рядом высаженных вдоль небольшой дорожки, ведущей от театра к станции метро. Фигуры столь малодушно оставленного мной сумасшедшего не просматривалось. И аллея как-то сразу наполнилась людьми, бегущими по своим делам вдоль чахлых кустов.

***