Все девушки — невесты

— Ри-ита, — протяжно позвал Рудницкий. Положил руку на мой затылок, запустил пальцы в волосы, и они тоже спутались. А лицо запрокинулось, подставляя ему губы, и шею, и грудь. Свободной рукой Стасик расстегнул пуговицу на моих джинсах и потянул «молнию» вниз, я тоже начала стягивать с него одежду. Мы повалились в мокрую траву, продолжая целоваться и раздеваться. Я стелилась под ним, как туман, хлюпала, как стоячая озерная вода, и плыла навстречу своему первому и единственному мужчине. — Рита… Рита… Риточка… — Он шептал мое имя, как шаман заклятие, и заколдовывал меня, пробуждая самые дикие древние инстинкты. Будто все силы природы вселились в меня, сделав мою плоть гибкой, податливой, отзывчивой на его прикосновения. Мы катались по ковру высокой, густой и шелковистой травы, и я больше не знала — кто я. Я слилась с ним и с росой, насквозь пропиталась живительной влагой и барахталась в ней, утопая в наслаждении. Оно прострелило меня насквозь, навылет — от кончиков ног до макушки, заставило выгнуться грозовой дугой и оттолкнуть Стасика… По телу разлилась тягучая, как мед, истома, лишившая способности двигаться и думать.

Я глядела вверх на приблизившееся небо с крупными, яркими звездами, и мне казалось, что они тоже сгорают от экстаза, мерцают, понимающе подмигивая мне.

Рудницкий заговорил первым:

— Ритуленок, ты не замерз? Может, дернем для сугрева? — и потянулся, доставая из джинсовой куртки плоскую фляжку. Сделав глоток, передернулся и передал мне.

Стальная поверхность отразила ущербную луну, переливалась, как рыбья чешуя, и подмигивала, совсем как звезды. Внутри была водка. Раньше я даже запаха ее не переносила, он вызывал отвращение. Отпила, стараясь не дышать. Спасло лишь то, что закуской был поцелуй Стасика. Вскоре, после нескольких глотков, нам стало не просто тепло, а жарко, будто настал светлый день и серп луны вытеснил полный круг солнца. Мы отправились купаться: держась за руки, без всякого страха вошли в мистическую, непроницаемо черную воду. Она оказалась еще мягче облаков, а илистое дно было ласковее пуха. Я семенила по дну, пока не кончилась зыбкая твердь, и поплыла, сильно плеща ногами, разрушая дремотную ночную тишину. Стаc еще раньше нырнул под воду, потерялся из вида, а когда вынырнул, я крикнула ему:

— Как здорово! Классно!

— Тебе здесь нравится, любимая?

— Не то слово. — Я крутилась, переворачиваясь то на спину, то на живот. — Очень нравится!.. Просто неземная красота!

— Она и есть неземная, она водяная!

— Да?

— Да!

Мы перекликались эхом, бороздили озеро, то ускользая друг от друга, то соединяясь. Разбуженные лягушки устроили нам акцию протеста: квакали возмущенно, как старые чопорные пуританки, обсуждавшие безнравственную молодежь. Меня их зычные рулады сильно раззадорили: назло жабам мы с Рудницким занялись любовью прямо в воде, отчего совершенно выбились из сил и еле выбрались на берег.

Воздух оказался гораздо холоднее воды. Пришлось снова обратиться к спасительной фляжке. Мы непрерывно целовались — до того, что губы потеряли чувствительность, зато обрели странный, железистый вкус. Между поцелуями Стасик умудрялся учинять разборки:

— Кто был тот парень, с которым ты приходила в мой клуб?

— Так, один поклонник. Он фотохудожник, и я вдохновляю его в качестве модели, — кокетничала я, отстраняясь и кутаясь в ветровку.

— А в морду он не хочет? Это его не вдохновит? — раззадоривался Стаc.

— В морду — нет, не вдохновит. Но почему тебя удивляет, что я кому-то нравлюсь?

— Как ты могла?! Мне! Изменить! — отрывисто рявкнул мой ненаглядный байкер.

— А я не изменяла, между нами ничего не было, если ты имеешь в виду секс…

— Не верю!

— Я тебе клянусь: совершенно ничего… сплошные высокие отношения. Впрочем, они меня настолько не занимают, что даже разубеждать тебя скучно… Стасик, миленький, пойми: у меня совсем другие проблемы, куда более серьезные… Родители развелись, с бабками напряженка, мне срочно нужно найти работу!

— Развелись? Немудрено, когда твоя мать так загуливает, что только шум стоит, — разворчался он под стать лягушкам, которые, кстати, успели успокоиться.

— Она не загуливает!

— А за кем бээмвуха прикатила, может, за мной?!

— Перестань, — попросила я.

И он послушался, притянул меня к себе и выпалил:

— Ритка, Риточка, я не хочу расставаться с тобой ни днем ни ночью!

Не трудно было представить, что за этим признанием должно последовать… Нет. Достаточно. Надо сохранять благоразумие. Я встала и сказала, что пора ехать обратно. Когда мы шли к мотоциклу, Станислава, обнимавшего меня за талию, осенило.

— Слушай, любимая, я придумал, как сделать, чтобы не расставаться. Жить ты будешь у меня, а работать в кафе, на летней площадке клуба.

— Кем? — Я сделала вид, что ничуть не удивлена его предложением о совместном проживании.

— Официанткой. В летнее кафе как раз требуются официантки. Ты согласна?

— На что?

— Ну, неужели непонятно?

— Нет… — Я вынудила его повторить сказанное и наивно уточнила: — Жить с тобой в качестве кого?

— Ну…

— Ну?

— В качестве жены, кого еще?!