Все для эго

– В ту ночь вы рассказывали про себя, вы дошли до самых глубин своего подсознания, вы разворошили тридцать пять лет морали, запретов и воспоминаний. Вы сдули с них пыль, разгладили, расшифровали и сложили в порядке, известном только вам одному. Бетти – только капля в океане, она появилась из черного ящика, как и все остальное.

Страх пронзил мое тело. Горячая волна прокатилась по спине. Зеленая лампочка такси появилась за стеклом.

– Жанин… Вы хотите сказать… что вы вторглись в глубины моего подсознания?

Она сжала мои руки.

– Лоран, я занимаюсь психоанализом вот уже четырнадцать лет. И за эти четырнадцать лет мне не удалось услышать и половины того, что вы выложили за одну ночь.

Она протянула мне блокнот. Я подумал, что сейчас сойду с ума.

– Дежурство было спокойным, а я привыкла все записывать…

Блокнот у меня в руках. В голове – туман. Такси нетерпеливо сигналит.

– Вы издеваетесь надо мной?..

– Вам это пригодится, я бы хотела, чтобы в подобных обстоятельствах кто-нибудь сделал для меня то же самое. Здесь все ваши тайны и все, что вы забыли, все, кого вы любили и ненавидели, все ваши мольбы, оставшиеся без ответа, все ваши страхи и фантазии. Используйте это с толком.

Я хочу удержать ее за руку, но она выскальзывает и скрывается в раздевалке. Такси уже собирается уезжать.

Я тупо стою, не в силах принять решение.

Открыть блокнот я решился только в самолете. Стюардесса принесла мне щедрую порцию алкоголя, и сосед счел своим долгом объяснить, что боязнь полетов в большинстве случаев скрывает что-то другое, например, страх перед отъездом или страх перед тем, как сделать первый шаг. Еще один, пожелавший сунуть свой нос в мою жизнь. Страницы, нацарапанные Жанин, гораздо страшнее, чем все фобии вместе взятые. Я мог бы разорвать их на мелкие кусочки и спустить в унитаз, никто бы об этом не узнал, и я жил бы так, как будто ничего не произошло. Моя жизнь банальна, и я люблю ее такой, какая она есть, я не хочу знать ее секреты. Зачем посягать на запретную зону? Там легко заблудиться, это все знают, достаточно посмотреть фильмы про джунгли. Зачем слушать орган своей души? Вам это пригодится… Пригодится, моя бедная Жанин. Кто же хочет знать, что происходит по ту сторону? Кто же не боится поднять крышку люка своей души? Там, должно быть, не слишком приятно пахнет. Используйте это с толком… А если от этого я потеряю больше, чем приобрету?

Но большой вопрос: как устоять перед искушением?

Мой сосед задремал, прислонившись к иллюминатору.

Я переворачиваю коричневую обложку блокнота.

…Надо бы вернуться к отцу Тапедюру, наверняка там можно найти его чековую книжку и… (смех)… Десять лет пьет только «Швепс», это сразу ведь видно, а, Натали?.. Все было еще белее под облачением, белее не бывает, такое белое, что аж глазам больно, огромный белый конус, этот чертов Паскаль меня заставил… Колокола и все такое… Паскаль совсем ничего в фильме не понял… «моя сестра слишком любит деньги, моя сестра слишком любит деньги», ты, Дюкон, только это и талдычишь… Ты не пошел смотреть под огромным белым конусом…

– …Хотите, я провожу вас до туалета?

Стюардесса положила руку мне на плечо. Из вороха рекламных проспектов в спинке кресла она вытащила белый бумажный пакет, на случай, если меня стошнит. Но она бы предпочла, чтобы я дошел до туалета. Неужели я выгляжу так же плохо, как чувствую себя? Она протягивает мне таблетку, стакан воды, я все это покорно проглатываю. Натянуто улыбаюсь, чтобы она наконец оставила меня в покое. Жанин – редкая сволочь. Она не должна была делать этого. Той ночью она должна была закрыть дверь, уважая мой бред, позволить ему затеряться в огромном бессознательном мире вселенной. Я закрываю глаза, глубоко вздыхаю и пытаюсь понять, что же это за «огромный белый конус». Он должен где-то быть, так далеко, так близко, утерянный в дороге, забытый много лет назад, но все такой же белый. Что пряталось под этим «огромным белым конусом»? Он уже здесь, совсем близко. Совсем близко…

– Вы уронили свою тетрадку.

– …А?

Я благодарю своего дурака-соседа кивком головы и поднимаю упавший блокнот. «Огромный белый конус» не мог быть где-то далеко. Ну что ж, тем хуже, я подумаю об этом, когда останусь один. У меня еще сорок восемь страниц, исписанных убористым почерком. Иногда с бесконечными повторами. Я даже не знаю, читать ли мне все подряд или раскрывать страницы наугад. Я закуриваю – знаю, что это давно запрещено в самолетах, но ничего не могу с собой поделать.