Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

1935.1.22.Соловки № 8 <а. — Ред.>.Дорогая Аннуля, несмотря на ожидание, до сих пор не получил от тебя письма; впрочем еще не теряю надежды, т. к. первые аэропланы привезли, говорят, много почты и с раздачей ее вероятно здесь не справляются в короткий срок. Но давно уже не знаю, что делается у вас. В настоящее время я живу в большой комнате, со всеми рабочими и служащими Иодпрома. Комната устроена нарядно, но при таком скоплении людей заниматься невозможно. Работаю по-прежнему над добычею иода, размышляю и понемногу готовлюсь к постановке работы по использованию водорослей. Не знаю, состоится ли эта работа, но, если бы и состоялась, она не заменит исследования мерзлоты и льдов, начатого на БАМе. 1935.II.4. Получил сегодня твое письмо и отвечаю на вопросы. Посылок я получал много, но не знаю сколько — уже забыл. Открытки А<лексея> И<вановича> получаю, вероятно, аккуратно, т. к. получил их много. — Не безпокойся, что Мик делает ошибки, это пройдет; но при случае отмечай ему, что написал он неправильно и почему. Его грубиянство тоже пройдет, я в Мике уверен, поэтому потерпи, не раздражайся и не огорчайся. Старайся приучать их играть побольше, пусть играют в 2, в 3, в 4 руки, пусть фантазирует, пусть прислушивается к чужой игре, все это разовьет его и вызовет интерес. При случае кланяйся В<асилию> И<вановичу>¹ и вырази мое сожаление о кончине Ек<атерины> Ив<ановны>². Никаких посылок мне пока не присылай, у меня еще хранятся запасы присланного и их негде хранить. Брюк мне тоже не надо, есть. Одеяло есть; вообще все нужное, кроме вас, у меня есть, и пожалуйста <нрзб.> обо мне. Очень жалею о болезни мамы, кланяйся ей от меня, пожелай скорого и полного выздоровления. Я был бы очень рад, если бы ты, хоть изредка, бывала в театре на пиесах, которые тебе интересны. Дети пишут с ошибками от разсеянности, которая происходит вследствие напора мыслей. Но это естественное явление возраста и роста и безпокоиться о нем нечего. — Вещей Баха, которые слушали мальчики на концерте, я не знаю, но, думаю, они должны быть величественны, как все у Баха³.— На Олино письмо уже не отвечаю, негде. Надо Олю беречь, она находится в таком возрасте, когда бывают особенно чувствительны ко всяким толчкам жизни, поэтому старайся не сердиться на нее, когда она делает что не так, как надо. — Все время думаю вас, моя дорогая Аннуля, и живу вашими письмами. Но писать о себе мне нечего. Мелочи сообщаю детям, более важного ничего нет, живу изо дня в день, с утра до ночи и часть ночи в какой-нибудь работе. Ложусь не ранее 2 часов, днем сплю иногда, но не каждый день. — Тут хорошая баня и бывает часто. Меня безпокоит, что мальчики наверно бывают в бане редко; это во всех отношениях не хорошо и надо устроиться им с этим делом, особенно Васюшке. — Ты пишешь о пушистых деревьях в саду. Тут тоже они покрыты белым пухом, хотя и нет московских морозов. Все время тепло, трудно поверить, что находишься под 67° широты. — Письма приходится писать так отрывочно, что они вероятно лишены смысла. Но писать иначе сейчас невозможно, перечитывать написанное — тоже нет времени, а главное — охоты, т. к. самому противна такая безсвязность. Крепко целую тебя, моя дорогая Аннуля. Будь здорова, старайся не переутомлять себя, распределяй работу между всеми.

Поблагодари А<лексея> И<вановича> за память обо мне. — Сегодня мне сделали замки на чемодане, а неск<олько> дней тому назад починили его — после Кеми он был совершенно разбит.

1. Лисев Василий Иванович — сотрудник о. Павла Флоренского по Всесоюзному Электротехническому Институту (ВЭИ). В 1920 году пригласил о. Павла на работу на московский завод «Карболит». Отец Павел жил у В. И. Лисева, на Спасской улице в Москве в 20-е годы.

2. Лисева Екатерина Ивановна — мать В. И. Лисева.