Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

1. Новый год отмечали и на Соловках. Вот как это описывает Ю. И. Чирков («А было все так…». М., Политиздат, 1991, с.133–134): «Новый, 1937 год мы встретили еще в библиотеке, а накануне состоялся прекрасный новогодний концерт — последний в истории соловецкого театра. Все исполнители, предугадывая это, играли так, как перед смертью, отдавая все свои силы и вдохновение залу. Как пел Привалов, как исполнял Брамса и Рахманинова (2-й концерт) Выгодский! Все были растроганы, очарованы. (Кстати, Рахманинов, как белоэмигрант, был запрещен для исполнения, и его подали как Чайковского). Какие миниатюры новогоднего содержания разыгрывали комики-эстрадники и артисты оперетты! Конферансье Андреев смешил публику до слез, в том числе и руководство лагеря, восседавшее в „правительственной“ ложе. Экспромты Андреева были весьма смелыми и острыми. Например, он передал разговор двух чаек, соловецкой, прилетевшей на зиму на юг Европы и французской. Соловецкая чайка так хвалила Соловки, что французская захотела туда полететь весной. Соловчанке стало жалко француженку: „Ах! Ты болезная, да ты иностранка, тебе же пе ша пришьют (подозрение в шпионаже) и нас подведешь под монастырь (под монастырем расстреливали), не придется полетать над монастырем. Да и кого смотреть — монахов нет — Монахов есть“. Француженка огорчилась и прощебетала: „Ну ваши Соловки к монаху“.Начальство тут не смеялось. На другой день Андреев получил трое суток ШИЗО.

Второго января пришел начальник колонны и объявил о переезде всех жителей библиотеки в колонну. Мне опять досталась 11-я камера во второй колонне, где кишело 80 человек».

2. О хозяйственных делах и увлеченности водорослями Флоренского пишет Р. Н. Литвинов 1937.I.9: «…Нужно сказать, что по существу тут кормят достаточно, а готовка пищи и глубокий интерес к этому процессу вызваны, должно быть, просто желанием создания чего-то личного, создания своего хозяйства, чего-то вроде очага. Мне-то лично лень заниматься этими делами, а главное я очень не люблю мыть посуду, да и времени вообще не хватает. Но, быть может, я уговорюсь на это дело. Приятель мой, с которым мы ведем вместе элементы хозяйства, т. е. получаем вместе хлеб, ходим вместе обедать и у которого я съедаю мясные кушанья (о. Павел, действительно, не ел мяса. — Ред.), а взамен отдаю ему винегрет, давно уже уговаривает меня перейти на самоготовку. Но я опасаюсь, так как он человек рассеянный, и, когда начнет, например, сушить себе хлеб на ржаные сухари, очень им любимые, обязательно их сожгет. Он увлекается ботаникой водорослей. Смотрит в микроскоп, иногда показывает мне. Красиво, но не интересно. Как-то не тянет меня к ботанике».

3. Ризоиды — нитевидные образования у водорослей, выполняющие функции корня.

4. Так о. Павел называет внука Павла.

5. В своих воспоминаниях о. Павел много пишет об отце, о том, что из семейной жизни он хотел создать рай: «Я сказал слово „рай“, ибо так именно понимаю своего отца — на чистом поле семейной жизни возрастить рай, которому не была бы страшна ни внешняя непогода, ни холод и грязь общественных отношений, ни, кажется, сама смерть… Все тяготы жизни отец нес на себе, но вносить их в семью не хотел; и, не выдержав тяготы одинокого несения труда, и горя, и неприятностей жизни, ради того, чтобы семья была избавлена от них, он надломился и, когда увидел неосуществленность своей жизни, потерял равновесие и телесное, и духовное… семья была его идолом, его богом, а он — ее жрецом и жертвою» («Детям моим», с.25). Причины этой неосуществленности о. Павел видел в том, что «…их (родителей. — Ред.) мировоззрение, бывшее попыткою семьею преодолеть нигилизм, их окружавший в дни их юности, само таило в себе „яды нигилизма“» (с. 26), поскольку семья строилась именно «на чистом поле», без связей с прошлым, с предками, с верой. Восстановление этой связи будет уже сознательным делом жизни о. Павла.

6. Фаворский Н. В.

7. Дервиз Е. В.

У входа в театр СЛОН.

Фотография. 1920 гг.

4 декабря 1937 г., быв. Кожевенный завод

XII.4. Дорогой Мик, хорошо, что в Загорске построен дом пионера и притом нарядно и занимательно украшенный. Но грустно, что развелись автомобили, грузовики и прочие источники порчи воздуха и тишины. На моих глазах, с 1904 г., когда я впервые попал на место нашей жизни, тихий, с чудными окрестностями Посад постепенно перерождается в шумный Московский пригород Загорск¹, и все милое, ради чего я держался Посада, уходит в воспоминания. Уже нет ни прежних лесов, ни прежних грибов.

Читальня библиотеки СЛОН.

Кадр из фильма «Соловки» из фондов СГИАПМЗ 1928 г.