– Твое здоровье, – сказал он и проглотил одну каплю, в буквальном смысле слова. – Было не так уж тяжко, верно? Если не считать крещения в сидре, но от него в нашем колледже никто не ускользнул в нынешнем учебном году, так что утешься. И не ищи злого умысла, за столом ты был, кажется, единственным, кто еще не прошел через эту пытку, потому тебя к нему и подсадили. Хэллиуэлл у нас новичок, и это его визитная карточка при первом знакомстве, только вот текст длинноват. Беда в том, что знакомство обычно на том и кончается, второго шанса никто бедняге не дает.
– Тем не менее хуже всего было не это… – начал я, но Кромер-Блейк, не сомневавшийся в том, что вся прелесть «высоких ужинов» состоит не столько в них самих, сколько в последующем обсуждении, не дал мне возможности разъяснить, что же именно, на мой взгляд, было хуже всего.
– Хуже всего было поведение Дайананда, – объявил он.
Я-то собрался поговорить о поведении лорда Раймера, распущенном и малопристойном, а заодно, воспользовавшись случаем, расспросить Кромер-Блейка об Эдварде и Клер Бейз, но для него, естественно, все это не представляло ни особого интереса, ни особой новизны. Я взглянул на него: он потягивал портвейн капля за каплей, скрестив длинные ноги под каскадом складок ниспадавшей с плеча мантии; и черная его фигура, увенчанная белизной шевелюры, вырисовывалась, словно в раме, на фоне стеллажей, заставленных книгами на английском и на испанском, так что, казалось, и поза его, и вид, и всё вокруг было частью эстетически продуманного маскарада. Он не был смешон, и мне подумалось: «Женщины и те чувства, которые они вызывают, не интересуют Кромер-Блейка даже в тех случаях, когда бесспорно могут воплотить для него материнский образ, или отцовский, или даже образ дочери. Но эти образы, хоть и необходимые человеку на протяжении всей жизни, всё же не в состоянии порождать конфликты либо серьезные замешательства, а потому не удостаиваются комментариев по окончании ужина. Клер Бейз может играть такую роль для Кромер-Блейка, а для меня – не думаю, разве что по прихоти случая и ненадолго или же когда утратит раз и навсегда другой образ, каким бы он ни был – какие бы ни порождал конфликты и замешательства, – но это должен быть образ, которым наделил бы Клер Бейз я сам. Которым я сам ее наделю. А вот враги удостаиваются по окончании ужина всяческих комментариев, исчерпывающих и навязчивых. И нет врагов хуже, чем те, кто в то же самое время – друзья. О Дайананде, индийском враче, Кромер-Блейк всегда говорил как о большом своем друге, и, стало быть, Дайананд годится – подходит в совершенстве – на роль злейшего врага. Что касается лорда Раймера, то к нему Кромер-Блейк, скорее всего, уже привык».
– С Дайанандом я и словом не обмолвился, не было случая.
– Тем лучше для тебя. Ты что, не видел, каким взглядом он смотрел на нас весь ужин?
– Да, я заметил. Прожигал меня взглядом, я несколько раз почувствовал. Полагаю, ему не понравилось, что я тоже любовался без стеснения вашей приятельницей Клер.
– Полагаю, не в этом дело. С такой яростью он смотрел на Раймера, на тебя и на меня. Но, думаешь, он обращает внимание на то, как ведет себя
Заключительный вопрос Кромер-Блейк адресовал явно самому себе.
– Я думал, вы большие друзья.