Все ее страхи

Алан преподнес Корбину короткую версию разрыва с Куинн, а также сообщил, что в ближайшем будущем собирается найти другое жилье или обзавестись сожительницей, чтобы разделить квартплату. Оба уже допили свое пиво. Официант, проходя мимо, предложил еще по бокалу. Алан, так ничего и не узнавший о личной жизни Корбина, был почти согласен, но Корбин резко вскочил и заявил, что должен бежать.

– Извини. К сожалению, нужно идти. Впрочем, давай встретимся снова, – предложил он, но как-то неубедительно.

Корбин ушел. Алан заказал себе коктейль из виски и имбирного лимонада и задумался. Почему Корбин отрицает, что знает Одри? В этом же нет никакого смысла. Даже если они по какой-то причине пытаются сохранить свои отношения в тайне, в чем проблема, если Алан узнает об этом?

Вернувшись из «Семерок», Алан направился прямиком к окну. Свет в апартаментах Одри не горел.

Следующим вечером она была дома: читала на диване еженедельный журнал «Ярмарка тщеславия», периодически проверяя телефон. Она, казалось, нервничала, наматывая на палец пряди коротких волос.

Алан пошел готовить коктейль – это он научился делать в полной темноте, – а когда вернулся, Корбин уже находился в квартире соседки. Они разговаривали прямо возле двери, и Алан подумал, что это похоже на спонтанный визит. Никакого вина, Одри была одета в черные колготки и толстовку большого размера, которую она часто носила, когда была одна. Алан слегка отодвинулся от окна, хотя и знал, что его не видно. Он наблюдал за их разговором и понимал: что-то случилось. Корбин кивнул головой в сторону окна, и Одри, нахмурившись, проследила за его взглядом.

Оба смотрели прямо на Алана.

Алана обдало холодом. Он сделал еще один шаг назад. Бинокль лежал на журнальном столике рядом с диваном. Он взял его и продолжил наблюдение из глубины квартиры.

Корбин и Одри еще немного поговорили. В какой-то момент она пожала плечами, на ее лице появилась улыбка. Затем Корбин прошел через гостиную и задернул шторы – Алан покраснел, как вареный рак.

Он опустил бинокль. Его не заметили, но ему все равно было плохо. Его вычислили. Корбин догадался: единственный способ узнать, что происходит в квартире Одри, – шпионить за ней с противоположной стороны здания. Интересно, до него дошло сразу после выпивки? Или он вернулся домой, выяснил, где живет Алан, посмотрел местоположение его квартиры и только тогда понял, что она является зеркальным отображением апартаментов с другой стороны двора? Алан почувствовал физическое недомогание, у него свело желудок. В какой-то короткий ужасный момент ему стукнуло в голову, что Корбин (а может, они вдвоем) может нанести ему визит, устроить своеобразную очную ставку. Он инстинктивно затолкал бинокль между диванными подушками. Свет в квартире напротив погас. Если что, он не откроет дверь.

Алан велел себе расслабиться, сделать глубокий вдох и проанализировать ситуацию. Даже если Корбин и сообразил, что его заметили через окно, это еще не значит, что Алан одержимо шпионит за Одри. А что, если Корбин спросит в открытую? Тогда Алану следует ответить непринужденно: «Точно, должно быть, я увидел вас вместе в окне. Одри никогда полностью не задергивает шторы». От этой мысли он расслабился, снова встал и подошел к окну. Шторы Одри все еще были задвинуты.

В течение нескольких месяцев Алан даже не помышлял о том, чтобы лично познакомиться с Одри. Он знал, что никогда не осмелится. Он также осознавал, что, если и сделает это, Одри поймет, что перед ней – тот самый уродец с другой стороны дома, которого Корбин уличил в шпионаже. Она, должно быть, серьезно восприняла слова соседа, поскольку стала более бдительной, особенно по вечерам. Изредка она оставляла шторы открытыми, но Алан решил ограничить время наблюдения до минимума. Он понимал, что это вредно и к тому же безнравственно, не говоря уже о том, что наверняка незаконно.