Все еще люди

— Думаю, уже этого достаточно, — солдат с этими словами опустил револьвер вниз и вновь надел на Адриано повязку на рот, — что же, вы сами все слышали. Будь моя воля — я бы казнил его сейчас на месте, за такие преступления против человечества. За геноцид нерожденных детей, за использование людей подобно скоту. Для таких, как он, вы люди — лишь расходный материал. Но мы — Krieg Korps, все еще сохраняем рассудок и считаем, что закон должен быть един для всех. Сейчас на экране ваших устройств появятся две интерактивные кнопки выбора и вы сами. Да, именно вы, будете решать его судьбу. На это, у вас будет лишь минута, — после этих слов на экране трансляции появились кнопки: “Помиловать” и “Казнить”, а в левом углу картинки — минутный таймер, начавший свой отчет.

— А пока идет время, я обращусь к каждому корпоративному преступнику, что посмотрит наше обращение. Мы найдем каждого из вас, мы найдем каждую улику на вас и выведем на чистую воду. Мы приставим вас к мировому суду, где только граждане со всего мира будут решать вашу судьбу. Знайте, мы в каждом вашем доме, в каждом вашем устройстве, и каждый человек, которого вы знаете — может быть нашим человеком. Начинайте свою глобальную чистку, попробуйте вытравить всех крыс из вашего крысиного помета, как однажды вы уже сделали. Но мы останемся для вас угрозой, пока будет жив хоть один человек в этом мире. Мы отвоюем свободу для всего мира. Мы уничтожим вас и выбросим на помойку истории. Мы — Krieg Korps. Запомните это слово и бойтесь в своих норках.

Таймер завершил свой отчет, и кнопки исчезли с экранов устройств.

— Что же, время подвести итоги голосования, Адриано. Твоя судьба решена жителями мира, и ты должен быть рад, что для такого, как ты, был устроен этот суд, ведь для детей — вы этого не делали, — солдат Krieg Korps вновь приставил револьвер к виску президента корпорации, который дрожал от ужаса, не понимая, что ему делать и как спасти свою жизнь.

— Голос граждан озвучил свой приговор. И это …

***

На появившейся видеозаписи сидел старый седой мужчина в поношенной солдатской униформе черного цвета. Он находился в неизвестном помещении, похожей на студию — вокруг были лишь стены, покрытые черной тканью, а сам же мужчина сидел на стуле. Взгляд неизвестного рассказчика был устремлен в сторону от камеры, похоже, что он смотрел на того, кто делал эту запись. Морщинистое лицо солдата в камере, испещренными шрамами, с одним отсутствующим глазом, который был закрыт небольшой повязкой, выражало спокойствие, но в то же время в нем читалась скорбь.

— Знаете, тогда у нас не было особого выбора. Мы лишь выполняли приказы вышестоящего командования, — старик прокашлялся после начала своего рассказа. — Тогда нам приказали держать позиции, несмотря ни на что. И в какой-то момент, связь со всем подразделением оборвалась, и тогда же мы услышали взрыв. Взрыв, который до сих пор иногда отдается у меня в голове. Такое мне не забыть уже. Было такое чувство, словно земля уходит из-под ног, а ты падаешь в неизвестность. В тот момент даже Китайские солдаты остановили свой натиск на наши позиции. Наш командир пытался связаться с командованием, чтоб понять ситуацию, но в ответ мы начали слышать лишь одну постоянно повторяющуюся радиопередачу…

Видеозапись медленно тухнет, а после того, как кадр сменяется, на ней, виднеется уже другой старик, у которого нет руки, а его лицо обезображено так, будто мощная петарда разорвалась у него во рту.

— Да, та самая радиопередача, — голос старика звучит с металлическим и роботизированным звуком, — в ней говорилось, что командование Krieg Korps уничтожено и у нас есть лишь два выбора: присоединиться к новому командованию Krieg Korps, либо всех нас убьют на месте. В тот момент никто еще ничего не соображал, пока один из наших собратьев не направил пулемет в нашу сторону. Он-то нам и объяснил, что у нас… на самом деле… есть лишь два пути. И он исполнит приговор, если мы откажемся сейчас перейти на новую сторону и дезертировать…

Вновь видеозапись тускнеет и появляется запись с еще одним солдатом пожилого возраста, бритого налысо, а сам он в тюремной робе международных сил обороны. Его взгляд полностью отрешенный, смотрящий куда-то вдаль. Часть лица скрыта за металлической пластиной, а на его шее электрический ошейник заключенного.

— У нас не было выбора. Мы, я уверен, все хотели жить, — пожилой солдат говорит сухо, с ноткой сожаления, которое можно услышать в его голосе, — да, мы все убийцы, преступники и те, кто сделал непоправимое. За что мы и несем свое заслуженное наказание, но тогда я просто хотел выжить. И не хотел стрелять в тех, кого уже знал долгое время. Я до того момента и не знал, что Пит был “предателем”. Я хорошо знал его, и он направил на меня свой автомат, просил, чтобы я не сделал глупость. Мне пришлось стать солдатом Krieg Korps… другим солдатом…